– Но твой поляк никогда больше не вернется из Парижа, разве ты не понимаешь этого?! – закричал на нее доктор Гримбл, теряя из глаза монокль.
– А это уже не ваше дело, Энтони. Может быть, я вместе с ним поеду в Париж.
– Я тоже поеду в Париж, – внезапно сообщила Эстер.
– Ты?! – зарычал доктор Смит и его длинная шея побагровела, а лысина покрылась испариной. – К Гурину?! Убью!
Все время прислушавшаяся к разговору Барбара Какссон не замедлила появиться на сцене и вмешаться, нравоучительно заявив доктору Смиту:
– Я вам говорила, что вы совершаете большую ошибку, доктор Смит, оказывая доверие всякого рода проходимцам вроде мистера Фейберовского. Мало того, что он похитил, и теперь уже навсегда, у английской нации вашу дочь, которая будет рожать нам полукровок, так он еще развратил вашу жену…
– Он развратил ее не сам, – встрял Гримбл. – Он развратил ее при помощи своего русского борова, так что теперь вашей жене самое место в лечебнице для душевнобольных.
– Я разберусь сам, куда мне помещать свою жену, доктор Гримбл! – закричал Смит и указал пальцем вниз на лестницу. – Убирайтесь! Он мне еще будет советовать! Да пусть сперва со своими глистами разберется! Мистер Фейберовский, вышвырните его вон. Вы, конечно, негодяй, но зато вы не даете мне дурацких указаний.
Фаберовский немедленно двинулся к доктору Гримблу, но тот предпочел ретироваться сам, без посторонней помощи, и уже снизу, от дверей прокричал:
– Вы мне еще ответите за это, доктор Смит! Пенелопа, я люблю вас! И я не дам вашему жениху обвенчаться с вами, так и знайте. Вы все равно будете моей!
– И не воображайте себя медицинским светилом, Гримбл, – крикнул ему сверху доктор Смит, перегибаясь через перила. – Цена вам как врачу – дерьмо, в котором живут разлюбезные вам глисты!
– Скажите, доктор Смит, – дотронулась ему до плеча мисс Какссон, – разве маниакальное желание жениться на вашей дочери, ярко выраженное у доктора Гримбла, не являются симптомом психического расстройства? Его следовало бы поместить в частную клинику, а я пошла бы к нему сиделкой. Я уверена, я смогла бы выходить его.
– Обойдусь без ваших советов. Ваше дело следить за моей дочерью! – рявкнул на нее доктор. – И только для этого я нанял вас к ней в компаньонки. И что плохого в том, если мужчина любит мою дочь до безумия. Вот мистеру Фейберовского иметь хотя бы капельку такого безумия…
Поляк заткнул уши руками и сказал, мотая головой:
– Я больше не могу, Пенни! Мне необходимо срочно покинуть этот сумасшедший дом!
– Ты не хочешь взять меня с собой в Париж? – спросила Пенелопа, уже оправившаяся после первого шока, вызванного сообщением жениха о необходимости ехать в Париж к Гурину.
– Нет. Разве тебе не терпится увидеть Гурина?
– Это мне не терпится увидеть Гурина, – заявила Эстер.
– О вас, миссис Смит, речи не идет. Напишите ему письмо, я передам.
– Только попробуй! – взвился доктор Смит. – Я сожгу всю бумагу в этом доме!
– Передайте ему на словах, Стивен, что не было в моей жизни другого мужчины, которого бы я так любила, как его, – Эстер всхлипнула и, достав помещенный на лифе между двух застежек платок, промокнула глаза.
– Как все тут у вас романтично выходит, – сказал Фаберовский. – Все одержимы любовью. Пенни, а ты меня любишь?
– Возможно, – дипломатично ответила та.
– Приятно иметь дело с нормальным человеком.
– Так что насчет Парижа?
– Насчет Парижа, Пенни, я могу сказать тебе только одно. Там где Гурин, там непременно вляпаешься в какую-нибудь скверную историю.
– Вроде женитьбы на мне, так, Стивен?
– Пусть уж я вляпаюсь один.
– Хочешь стать двоеженцем?
Барбара Какссон, едва не лишившаяся чувств после позорного изгнания доктора Гримбла, постепенно очухалась и уже могла вновь вставлять в разговор ценные замечания.
– Я читала, что многоженство принято среди варварских народов Востока, мисс Пенелопа, – сказала она. – Например, у турок.
– То-то он все про гаремы да про султанов сегодня намекал, – злорадно потер руки доктор Смит. – Да, ты уж сыскала себе женишка, доченька!
– Вас не спрашивала, – огрызнулась Пенелопа.
– Видела бы тебя твоя покойная мать…
– Моя мать тридцать лет назад тоже нашла себе женишка, такого, что не позавидуешь.
– Это ты о своем отце, мерзавка?!
Пенелопа демонстративно отвернулась от отца и сказала поляку со скрытым сарказмом в голосе:
– Стивен, когда приедешь в Париж, пришли мне телеграмму, что у тебя все в порядке. А если тебя сразу пошлют в Сибирь, сделай это прежде, чем доедешь до этого, как его…
– До Омолоя, душенька, – улыбнулся Фаберовский.
– Прощай, мой милый, передавай привет мистеру Гурину.
– А как же мое письмо?! – встрепенулась Эстер, но ее тут же прервал грозный окрик мужа:
– Я тебе покажу письмо!
– Скажи мистеру Гурину, – сказала Пенелопа, – что не только у вас в России, но и у нас в Англии встречаются такие ненормальные, как он, чему примером мой отец со своей женой, его чудесные коллеги и я сама, связавшаяся с тобою и с ним.
Глава 12. Джевецкий