Операция Пролив Макмердо

Убедившись, что на веревке нет узлов, я взял лопату и пополз в том направлении, где, как мне казалось, были погребен под снегом вертолет. Я надеялся, что смогу его найти, что пропеллер все еще торчат над снегом или что там, где они были, снег может быть выше.

Почти через час веревка была натянута, а я так ничего и не нашел. Я был по крайней мере в шестидесяти-семидесяти ярдах от главного здания и был почти уверен, что вертолеты не могут быть дальше.

Я крепко сжал веревку и начал ползти влево. В метель идти стало почти невозможно.

В какой-то момент я остановился, чтобы послушать;

Мне показалось, что я услышал тихое жужжание мотора мотосаней, но больше ничего не услышал и через десять минут подумал, не вообразил ли я его, не мог ли это быть ветер.

Холод пронзил мою кость, и бок стал мокрым — рана открылась и кровоточила.

Я не мог оставаться здесь дольше. Если бы я отдыхал слишком долго, я бы наверняка замерз.

Веревка за что-то зацепилась, и мне пришлось остановиться, чтобы освободить ее. Но через несколько минут я так и не снял его и начал ползти назад, чтобы выследить препятствие.

Через десять минут я наткнулся на что-то твердое и рассмотрел, что это было. Оказалось, что это винт вертолета.

Веревка зацепилась за него.

Я ослабил её и откопал винт лопатой. Потом я начал копаться в снегу.

Несколько минут спустя я вспотел, как выдра, но я отрыл боковую дверь, так что я был достаточно защищен.

Снег продолжал задувать в дыру. Если бы я не поторопился, я бы все еще был в снегу. Наконец я нашел ручку, и дверь с трудом открылась — слава богу, я смог войти.

Я заполз внутрь. Наконец-то защитился от ветра. Я развязал веревку вокруг пояса и пополз к креслу пилота.

Я посидел там некоторое время, чтобы отдышаться. Мои легкие болели от холода, сердце колотилось в горле, а рана в боку пульсировала.

Придя в себя, я наклонился вперед и стал изучать распределительный щит. Я включил главный выключатель. Аккумулятор оказался заряжен более чем наполовину и я включил магнитолу. Тут же динамик начал шипеть и трещать.

Я обнаружил микрофон и уже собирался включить его, как вдруг почувствовал запах авиационного бензина.

Если не считать лампочек на коммутаторе, в вертолете было темно. Я положил микрофон, достал из внутреннего кармана фонарик, включил его и посветил в кабину. Сначала я ничего не видел, но потом увидел мокрое пятно возле крыши. Что-то просочилось сверху.

Я заполз в кузов, где запах бензина становился все сильнее и сильнее. Я услышал пронзительный гул над головой и осветил то место, откуда, как мне казалось, исходил звук. Топливный насос был включен и сильно протекал, топливо выплескивалось галлонами за раз.

Секунду я стоял, растерянный, глядя на струю бензина. Что-то явно было не так. Главный выключатель, очевидно, закоротил насос, и он протекал, как я только что видел.

Я снова посмотрел на приборную панель. Свет загорелся, все заработало, насос включился. Искра ... воспламенила бы бензин, и всё бы взорвалось.

Внезапно меня осенило, что кто-то должен был быть здесь раньше.

Я положил фонарь обратно в карман, схватился за веревку и лихорадочно вылез из машины, вверх и позволил себе скатиться по снегу в бурю.

Вскоре пары бензина в вертолете достигли точки взрыва. Я не мог думать ни о чем другом, пока, спотыкаясь, брел по веревке к главному зданию так быстро, как только мог.

Кажется, я прошел всего двадцать-двадцать пять ярдов, когда меня с огромной силой подняло и швырнуло вниз на десять ярдов.

Глухой дрожащий стук раздался почти одновременно с порывом горячего воздуха. Снег тут же растаял.

Моя парка загорелась от бензина, который попал на нее в трюме, но мне быстро удалось потушить огонь, катаясь по снегу.

Меня окружали обломки вертолета, но, если не считать обгоревшей куртки, я не пострадал.

Когда я снова встал на четвереньки, пламя уже начало спускаться ниже.

Я не сомневался, что и другая машина, которая тоже должна лежать под снегом, тоже превратилась в мину-ловушку. Если бы я не почувствовал запах топлива, я был бы уже мертв.

Однако мне пришлось принять решение. В этой буре никто не мог сразу увидеть или услышать, выжил ли я при взрыве или нет.

Если бы я спрятался где-нибудь на исследовательской станции, Стальнов и его люди поверили бы, что я мертв. Если бы я вернулся к остальным, Стальнов знал бы, что я знаю, что кто-то делает все возможное, чтобы сделать расследование невозможным.

Оба метода имели свои плюсы и минусы.

Если бы я не появился, Стальнов чувствовал бы, что у него развязаны руки, и он мог бы гораздо раньше совершить преступную, важную ошибку. Но если я не появлюсь, он может делать все, что захочет, и я совсем не был уверен, что он не уничтожит остальных.

Если я вернусь в главный корпус, Стальнов будет настороже, но против остальных ничего сделать не посмеет.

Пока я не умер.