Поездив так некоторое время, я также выключил свет на приборной панели, чтобы глаза привыкли к темноте. С каждой минутой я становился мрачнее и подавленнее. Даже если бы мне удалось получить смертоносные цилиндры с РВБ-А целыми, что с ним будет дальше?
Лана сказала мне, что еще не было разработано никакого метода нейтрализации вещества — по крайней мере, насколько ей известно. И было бы слишком опасно переправлять баллоны в Соединенные Штаты. Если бы произошла утечка, это была бы невообразимая катастрофа.
Они должны остаться здесь, в Антарктиде, ведь даже если один из баллонов протечет, опасность будет минимальна из-за малочисленности населения и холодного климата.
Мне казалось, что я ехал так несколько часов, но, может быть, я был за рулем полчаса, когда вдруг увидел огни. Я затормозил, а когда остановился, выключил двигатель, вышел и откинул капюшон парки.
Почти сразу же я услышал звук нескольких двигателей, лязг металла о металл, разговоры людей и их крики. Трудно было сказать, как далеко они были, потому что в таком холоде звук разносился очень далеко. Но они не могли быть более чем в полумиле от меня.
Еще немного откинув капюшон, я вернулся к саням и схватил фонарь и карабин М2, который зарядил одним из привезенных с собой магазинов. Второй я взял с собой в карман.
Я шел в направлении звука и останавливался через каждые несколько метров, чтобы убедиться, что иду в правильном направлении.
Через четверть мили местность начала подниматься, и когда я был на вершине, то вдруг увидел десятки фар мотосаней. Вокруг него ходили человек двадцать-тридцать, работал переносной генератор и фонари на треножниках освещали широкую брешь во льду.
Пока я смотрел, они что-то поднимали из ущелья, и двое мужчин, действуя очень осторожно, несли предмет к большому грузовому буксиру, привязанному за одними из больших саней.
Я сразу понял, что здесь происходит и что они делают.
У кого-то были цилиндры РВБ-А для перевозки на место встречи на берегу, но он упал в эту пропасть. Один или несколько баллонов дали течь и убили курьера и, наконец, людей на нашей собственной исследовательской станции. Единственное объяснение, которое я смог придумать — почему советский курьер оказался так близко к американской базе, — заключалось в том, что этот человек, должно быть, заблудился.
Теперь русские забирали баллоны и перегружали их на прицеп, чтобы доставить к побережью, где субмарина всплывет примерно через восемнадцать или девятнадцать часов. Если бы я мог что-то с этим сделать. Я немного отошел назад, чтобы русские меня не видели. Потом я прошел немного правее и снова пробрался по снегу на вершину холма.
Я стоял по крайней мере в четверти мили над ними, справа от того места, где они работали. Я рассчитывал на то, что их глаза привыкли к свету и не видят меня — и уделяют слишком много внимания тому, что они делают.
Пригнувшись, я пополз вниз, стараясь оставаться позади больших мотоциклетных саней. Тем временем я пристально наблюдал за ними.
Они вряд ли могли услышать, как я иду из-за шума генератора, но я двигался осторожно, каждый шаг делал осторожно и бесшумно.
Ярдах в пятидесяти от ближайших саней один из боевиков внезапно повернулся, и я застыл как вкопанный. Несколько долгих, ужасающих секунд мужчина продолжал смотреть прямо в мою сторону. Должно быть, он что-то видел, но его ослепил яркий свет. Ему, видимо, показалось, что он увидел ледяную глыбу или тень, потому что он снова повернулся.
Я постоял немного, потом на четвереньках пополз вправо, за ближайшие сани.
Когда я, наконец, оказался за ними, я встал и обошел их. Я был всего в десяти метрах от каньона, но все же по другую сторону от экипажа, который должен был поднять баллоны из щели и погрузить на грузовой буксир метров пятьдесят дальше. Преодолеть такое расстояние было невозможно, чтобы меня не заметили и не застрелили. По крайней мере, до тех пор, пока я все еще носил парку морской пехоты США.
Я расстегнул молнию на толстых рукавицах, полез в парку и вынул стилет из ножен. Острый, как бритва, холод тут же заставил мои пальцы онеметь, даже сквозь внутреннюю шелковую перчатку; поэтому мне пришлось действовать быстро.
Я снова крался вокруг саней, пока не оказался менее чем в десяти футах от солдата, который только что смотрел на меня. Кроме него, ярдах в двадцати, возле мощного фонаря, был кто-то еще.
Я открыл заднюю дверь саней. Солдат, услышав тихий звук, повернулся, словно пронзенный, и поднял винтовку.
— Вот, — прошипел я по-русски. "Приходи быстрей!"
Мужчина на мгновение заколебался. Он мог видеть меня через боковое окно, но я не думаю, что он мог разглядеть мою одежду.
Я взял ящик из саней. "Скорее и сейчас!" — приказал я.
"У нас нет на это времени!"
Солдат, наконец, снова перекинул винтовку через плечо и зашаркал ко мне.
В тот момент, когда он оказался позади саней, я протянул левую руку, схватил его парку и потянул его на себя, подальше от других. Я поднес стилет к его горлу.
«Один щелчок, и все готово, товарищ», — прошипел я.