Я сказал: «Нет. Я отправлю его обратно с тобой и Жаном Пьером».
Она хотела возразить, но я умолял ее заткнуться.
— Вы ученые, а не солдаты. Ты просто мешаешь мне. Я делаю это один. А когда вы вернетесь в Мак-Мердо, вы можете сделать это, как предлагает Жан Пьер. Свяжетесь с ООН и расскажете, что здесь происходит. Если я не выживу, по крайней мере, они узнают, что задумали русские. Может быть, это поможет.
— Надеюсь, ты ошибаешься, Ник, — мягко сказала Лана.
— Я тоже надеюсь, — сказал я, но не думаю, что ошибся. Я встал. — "Я попытаюсь немного поспать. Когда буря утихнет, мы уйдем."
Лана тоже встала. "Я собираюсь пойти в лабораторию, чтобы увидеть доктора Тиен Синга помощь. Может быть, мы узнаем что-нибудь, что поможет вам.
В коридоре я столкнулся с Жаном Пьером, но он не хотел смотреть на меня. Он повернулся и быстро пошел в комнату отдыха. Может быть, потом он почувствовал себя виноватым за то, что угрожал мне пистолетом.
Я вернулся в комнату, которой пользовался раньше, снял ботинки и лег в постель с благодарностью и облегчением. Я натянул на себя толстые стеганые одеяла и тут же уснул.
Я проснулся в темной, тихой комнате. Было тихо.
Снаружи больше не было рева. Буря кончилась. Я стянул с себя одеяло, встал, быстро оделся в темноте и пошел в ванную, где плеснул на лицо холодной водой.
Судя по моим часам, было чуть больше четырех часов дня, а это означало, что я проспал десять часов. Менее чем через двадцать часов советская атомная подводная лодка окажется у антарктического побережья у горы Сабин. А до этого было еще далеко, и мне еще предстояло многое сделать.
Очевидно, остальные еще не встали, никого не было ни в лаборатории, ни в комнате отдыха, ни в столовой. Я взял чашку старого кофе, налил из буфета хорошего бренди и пошел обратно в гостиную, где постучал в дверь Ланы.
Я не получил ответа и, немного подождав, открыл дверь и заглянул внутрь. Ее там не было. Кровать была пуста.
Внезапно у меня возникло ужасное чувство, что я точно знаю, что произошло, пока я спал. Я быстро заглянул в комнату Тиен Синга и Жана Пьера. Они не были в своей комнате, и их кровать не была заспана.
Я быстро поставил кружку с кофе и побежал в гараж. Большие двери были открыты, но внутрь занесло немного снега. Сани, которые мы с Жаном Пьером привели в порядок, исчезли. Капот другой машины был открыт, а крышка распределителя была разбита вдребезги и лежала на бетонном полу.
В комнате отдыха я надел парку и вышел к саням, которые привез из пролива Мак-Мердо.
Капот был открыт, проводка отсоединена, крышка трамблера разбита. Все детали, которые были у меня с собой, исчезли.
Я вернулся в гараж и внимательно рассмотрел повреждения, нанесенные Жаном Пьером маленьким саням. Если не считать сломанной крышки трамблера и оторванной проводки, особо волноваться не о чем. Через десять минут я достал крышку трамблера из шкафа с деталями. Проводка тоже была соединена. Долил топлива и начал проверять, все ли в норме. Они сразу завелись.
Я дал машине прогреться несколько минут, затем выехал из гаража и поставил ее рядом с другими санями.
Небо было ясным, ветер стих, но было невообразимо холодно, градусов шестьдесят ниже нуля.
Я вошел, но оставил двигатель включенным. я нашел карабин М2 и несколько полных магазинов, немного еды, спасательную палатку и большой фонарик. Мне пришлось пройти дважды, прежде чем я поместил все это в санях. Потом я вернулся еще раз, чтобы найти противогазы.
Я нашел их на полу в патологоанатомической лаборатории. Кто-то — вероятно, Жан Пьер — порезал их в клочья ножом или скальпелем.
Он хотел остановить меня. Он сделал все, что было в его силах, чтобы остановить меня. Я не верил, что он работал на Советы, но он был опасно наивен. Возможно, он не смог бы остановить меня, но все, что он сделал, могло стоить мне жизни.
Но если бы мне пришлось, я бы все равно взорвал баллоны РВБ-А, в противогазе или без него. Что бы ни случилось, Советы должны были быть остановлены.
Я застегнул куртку и натянул толстые рукавицы. Потом я вышел на улицу и сел за руль саней. Следы советских саней исчезли в буре, но они пошли на запад. Может быть, они были в пяти или десяти милях отсюда. Их бы задержал шторм, как и меня, так что вполне возможно, что они все еще были там.
Я включил передачу, повернул на запад и поехал. Я оставил исследовательскую станцию в руках мертвецов.
Через несколько минут здания скрылись из виду. Я вдруг почувствовал себя невероятно, невообразимо одиноким. Вашингтон, АХ и Дэвид Хоук были на другой планете. Они ничего не могли сделать для меня здесь прямо сейчас.
Я всегда был одиночкой и сотни раз сталкивался со смертью. Но как-то тяжело было тут вспомнить, кто ты, где был, что делал, кому сопротивлялся и почему.
Я ехал без света. Звезды на кристально чистом небе давали достаточно света. Ледяные холмы и кучи снега казались нереальными, призрачными.