Оперные тайны

Один из самых провокационных во всех отношениях моментов – танец семи покрывал. Сам Штраус писал о нём: «Это должен быть настоящий восточный танец, возможно, более серьёзный и размеренный, вполне благопристойный, по возможности исполняемый на одном месте, как бы на молитвенном ковре. Только в эпизоде cis-moll движение, шаги и в конце – такт в размере 2/4 – оргиастический подъём».

Вполне благопристойный… Я сразу спросила Джули Теймор, которая ставила мою первую «Саломею»: «А как мы будем вопрос решать с семью покрывалами?» – «Люба, я не хочу, чтобы это был «голый» танец, – ответила она. – Театр – не стриптиз-клуб. И не тот спектакль, на который будут ходить только ради голой Саломеи! У нас совершенно другие задачи!»

Я очень обрадовалась. У меня и до того был какой-то внутренний непреодолимый барьер: как я смогу остаться в чем мама родила на глазах у сотен людей? Просто есть какой-то предел, который я никогда переступить не смогу.

А Джули продолжала: «Что такое семь покрывал и что такое вообще этот танец?» Она мне объяснила, как человек, семь лет проживший на Востоке и изучавший его культуру, традиции и восточное восприятие мира, что это семь чакр. Семь уровней человека. Семь цветов радуги. Кто не помнит каждого охотника, желающего знать, где же сидит фазан?.. Чакральная палитра!

И семь покровов девственности, которые Саломея решает с себя сбросить ради исполнения своего каприза. Ради исполнения бешеного, безумного желания заполучить голову Крестителя на серебряном блюде. Поэтому Теймор и сказала: «Мне важно, чтобы в танце были именно эти вот движения и эти покрывала. И чтобы в тот момент, когда слетает последнее, Ирод окончательно понял, что она не остановится ни перед чем. Абсолютно!»

Понял, что если Саломея уже пошла-пустилась во все тяжкие, сбросила с себя все покровы девственности, преобразилась ментально в такую femme fatale, разрушив все мыслимые границы для себя и для других, то выхода уже нет. Поэтому-то он и кричит: «Дайте ей то, что она просит, ведь она настоящая дочь своей матери! Такая же свихнувшаяся баба, не знающая ни запретов, ни вообще слова «нет»!» Короче, подать сюда Ляпкина-Тяпкина, подать сюда голову этого Иоканаана!

И мы решили этот танец через постепенное сбрасывание этих кусков материи. Сначала Джули предлагала мне в финале танца остаться в боди телесного цвета, на котором будут нарисованы все «прелести». Однако потом мы отказались и от этого, потому что не обнажённая в том или ином виде натура тут важна, а сакральный смысл. Глубинное понимание того, что же всё-таки представляет собой эта девочка в начале и как она меняется к финалу.

Вообще и в тот, первый раз, и дальше мне в «Саломее» очень везло на вменяемых режиссёров, которые понимали, что этот «голый пляж» совсем не нужен.

Но бывает, правда, и по-иному. Мне рассказывал в Марселе директор театра, как у них пела одна очень знаменитая ныне певица, которая в своё время певала не только Саломею, но и Брунгильду, Ортруду, Турандот… Ей в то время было уже за пятьдесят, но, когда ставили танец, она заявила: «Я буду раздеваться!»

Её пытались как-то очень мягко переубедить. Намекали, что стать, что называется, уже не та… но всё впустую: «Нет, так должно быть! Будет так, как хочу я!» Короче, в конце танца она сбрасывала с себя всё и в таком виде разговаривала с Иродом. Хотя никаких прямых указаний на степень обнажённости нет ни у Рихарда Штрауса, ни у Оскара Уайльда – тема завуалирована. Но она этого захотела!

Такая же мизансцена была и у другой певицы, которую я слышала и с которой пела в одном спектакле в Детройте – высокой, с великолепной фигурой и огромным актёрским талантом. Чем-то она напоминала мне Джулию Мигенес-Джонсон – помните фильм Франческо Рози «Кармен»? Прекрасные Карменситы…

Никого лучше этих двоих я в роли Кармен не видела. Там налицо была какая-то зверьковая, животная природа, которая при необходимости превращалась, расцветала в женскую, а потом – обратно. А вокально – прекрасны Ширли Веретт, Грейс Бамбри.

И в этом спектакле, который, кстати, ставил Питер Холл, она тоже настояла на полном обнажении. И танец был действительно поставлен просто здорово – его видеозапись легко найти в Интернете. Но вообще мне кажется, что каждая артистка должна трезво оценивать свои возможности, свой внешний вид и сама для себя сделать этот выбор.

Обри Бёрдслей. «Саломея»

К сожалению, с трезвыми самооценками мы имеем дело далеко не всегда…

Принцесса на качелях

Один из самых памятных для меня спектаклей «Саломеи» – тот, в котором я пела в Торонто. Поставил его Атом Эгоян, очень известный канадский режиссёр армянского происхождения, дважды номинировавшийся на «Оскара». Обладая чисто «киношным» видением, он и из «Саломеи» сделал такой абсолютный кинофильм фантастической красоты в стилистике art nouveau, который удивительно сочетался с музыкой и текстом.