Или оно может придать гибкость этой теории и принять ее в качестве творения перестройки, называемой взаимодействием всех жертв капитализма, всех тех, кто, лично не пострадав от режима, видит в нем пороки и хочет их устранить. Призвание пролетариата все-таки не исчезнет, оно перестанет быть исключительным. Благодаря их количеству, их страданиям промышленные рабочие будут призваны к выдающейся роли для гуманизации технократических обществ. И они будут не единственными, кто подвергается несправедливости и будет ковать будущее.
А может быть, без всякой конкуренции
Первый метод, метод социал-демократии, – это в общем смысле мирные реформы и демократия. Коммунистический метод – это насилие и революция.
На первом направлении пророчество деградирует в обычных диспутах, различаясь от страны к стране; марксизм разлагается на свои составляющие элементы, исторические предположения, экономические предпочтения. На втором направлении партия-церковь превращает доктрину в догму, выбирает схоластику; воодушевленная яркой жизнью, она объединяет огромные когорты сторонников.
Для того чтобы система коммунистической интерпретации никогда не давала сбоя, пролетарские представители партии не должны проявлять ни исключений, ни сдержанности. Этот указ, в свою очередь, обязывает отрицать неоспоримые факты, подменять реальные и многочисленные конфликты борьбой, стилизованной под коллективную, определенную ее функциями в заранее записанном предназначении. Из этого возникает схоластика, которую мы встречали несколько раз на предыдущих страницах. Бесконечные рассуждения об инфраструктуре и суперструктуре, различие между тонким и грубым смыслами, устная согласованность между пророчеством и точно противоположными историческими событиями, отказ от объективности, подмена грубых событий (взятие власти большевиками в 1917 году) историческим значением события (пролетарская революция).
Социал-демократы отказались от этой схоластики, они не ищут возможности совместить факты и вчерашние предвидения, не пытаются вместить бесчисленное богатство человеческого общества в несколько концептуальных рамок, но в то же время они теряют авторитет системы, уверенность в придуманном будущем. Коммунисты же, наоборот, стараются увязать каждый эпизод своих действий со всеобщим ходом истории, самой истории естественной философии. Они всё знают, они никогда не ошибаются, а искусство диалектики позволяет совместить любой аспект советской реальности с доктриной, легко прогибающейся во всех направлениях.
Соединение пророчества и схоластики вызывает чувства, подобные религиозным чувствам: веру в пролетариат и историю, милосердие к тому, кто сегодня страдает, а завтра будет победителем, надежду, что в будущем наступит пришествие бесклассового общества. Не эти ли околобогословские добродетели возникают у борца за великое дело? В этом случае он меньше привязан к истории, чем к церкви, у которой связи с Мессией постепенно ослабляются. Остается надежда на будущее, которое из-за невозможности наступления с помощью стихийных сил придет посредством насилия. Милосердие для страдающего человечества ожесточается вследствие равнодушия классов, наций или индивидуумов, приговоренных диалектикой. Сегодня и надолго коммунистическая вера оправдывает все средства, а коммунистическая надежда запрещает соглашаться с тем, что к Царству Божьему ведет несколько дорог, а коммунистическое милосердие не оставляет даже врагам права умереть с честью.
Скорее сектантская психология, чем всеобщая церковь. Борец убежден, что принадлежит к небольшому числу избранных, ответственных за всеобщее спасение. Верующие, привыкшие следовать за линией партии, покорно повторяя последовательные и противоречивые объяснения о советско-германском пакте или о заговоре убийц в белых халатах, становятся в определенном смысле «новыми людьми». Согласно материалистической концепции, люди, созданные по определенной форме, будут полностью удовлетворены своей судьбой. Инженеры человеческих душ не сомневаются в пластичности человеческого материала.
С одной стороны, социализм деградирует из-за непонятной приверженности к государственному управлению экономикой и коллективной собственности, а с другой стороны, он расширяется в глобальную систему интерпретации, которая одновременно охватывает и космос, и перипетии гражданских войн в Гватемале.