Священники-рабочие усвоили, может быть, не вполне точно осознавая, основные положения коммунистической исторической философии. Они приписывают рабочему классу единственную миссию и особые добродетели. «Наш класс казался нам прекрасным, несмотря на его раны, богатство настоящих человеческих ценностей, никогда не представлялось причины, чтобы умалить его значение и недооценить его. А перспективы, которые он открывает в истории человечества, слишком велики и слишком истинны для того, чтобы другие классы не заинтересовались им»[102]
. От принадлежности к классу особенно будет зависеть способ мышления. «Претерпевая за всю свою жизнь условия пролетарского существования и будучи очень тесно связанными с рабочими массами, некоторые из нас скоро приобретут (или признают) новое мышление, другое классовое сознание. Они участвуют в рабочих выступлениях, они способствуют появлению пролетарского сознания: например, смысл политической борьбы для устранения выступлений, чувство быть обязательно солидарными, убеждения, что только этим можно избавить всех от капиталистической эксплуатации…»[103]. Пролетарское сознание, к которому приходят христиане, полностью сформировано коммунистической идеологией: «Мы знаем теперь, что сам пролетариат, не имея классового сознания и организованности, никогда не сможет победить врага, атакующего со всех сторон и в сто раз превосходящего его если не в числе и качестве, то по крайней мере в средствах подавления и репрессий, которые произойдут в виде открытой и жестокой борьбы и в лицемерной благосклонности и в качестве религиозного наркотика»[104]. Вот в каких выражениях священники-рабочие осуждают и приговаривают социалистические реформы: «И в странах, где эта социал-демократическая буржуазия оказывает сопротивление, она барахтается в противоречиях: репрессии, несправедливость, нищета, наступательные войны, возникающие вследствие этого «отныне неизбежного краха», если пользоваться выражением из «И правда, священники-рабочие остаются католиками: «Если мы сохраняем очень твердую веру в Христа и его Отца, властелинов Истории, значит, что эта социологическая, политическая история, в которой живут наши братья из пролетариата, тоже живет для нашей церкви». Они отрицают, что драма пролетариата заменяет драму спасения. Но часто выражения подчеркивают, что светское событие в разделенном сознании христианина-прогрессиста постепенно приобретает значение священного события. «Мы несем в себе беды пролетариата, и ни один из наших священников и ни одна из наших евхаристий не чужды этим бедам… Наша вера, которая была мощным двигателем для такой физической общности с нашим рабочим классом, ни в чем не была ослаблена или опорочена». Представим себе католическую церковь, отныне открытую, принимающую рабочий класс, благодаря временно́му освобождению, от истины к Христу. А пока «мы думаем и чувствуем вместе с церковью, потому что без этих минимальных материальных условий невозможна никакая духовная жизнь, потому что ни один голодный человек не может думать о Божьей доброте так же, как ни один угнетаемый человек не может думать о его всемогуществе». Таким образом, нельзя принести благую весть рабам до тех пор, пока рабство не будет устранено благодаря классовой борьбе…
Эти тексты свидетельствуют: для этих добрых людей, для христиан, жаждущих самопожертвования, коммунизм значит больше, чем воззрения на сегодняшний и будущий экономический режимы, даже больше, чем единственная идеология. Они прошли два первых этапа пути, ведущих от идеологии к религии: призвание пролетариата и его воплощение в Коммунистической партии, толкование сегодняшних фактов и глобальной истории в соответствии с догмой (капитализм – это зло в себе, взятие власти партией представляет, по сути, освобождение и т. д.). Последний этап католик не может преодолеть: если бесклассовое общество должно разрешить тайну истории, если человечество, лучше всего организованное для развития планеты, должно быть довольно своей участью, излечившейся от надежды, человек больше не будет тем, для кого Христос был распят, но будет тем, для кого Маркс пророчествовал конец предыстории благодаря мощности машин и мятежности пролетариев.
Христианин никогда не сможет быть настоящим коммунистом, не больше чем коммунист сможет верить в Бога и Христа потому, что светская религия, воодушевленная базовым атеизмом, признает, что судьба человека полностью завершается на этой земле и в мире. Христианин-прогрессист признается самому себе в этом несоответствии.