Опиум интеллектуалов

Так надо ли всерьез принимать светскую религию, которая учит своих приверженцев как скептицизму, так и вере, учение которой избегает борьбы, которая существует только в серии интеллектуально абсурдных указов? С тех пор как они отреклись от равенства пролетариат – партия и объяснительной схоластики, религия растворяется в наборе точек зрения. А может ли прочная религия основываться на утверждениях, противоположных фактам или здравому смыслу?

Ответ на такой вопрос, к сожалению, кажется мне далеким от достоверности.

От гражданской религии к сталинизму

Интеллектуалы придумали идеологию, систему объяснения общественного мира, включающую в себя тип ценностей и реализацию необходимых реформ, а также потрясения, которых надо опасаться или на которые надо надеяться. Те, кто обвинял католическую церковь от имени разума, принимают светскую догму потому, что они разочарованы некоторыми науками, или потому, что добиваются власти, отданной только служителям Истины.

Французские философы XVIII века уже были интеллектуалами в современном смысле этого слова, они зарабатывали на жизнь своим пером и требовали прав, которыми щедро пользовались для выражения своего, чаще критического мнения на темы истории или политики. Ни мышлением, ни средствами существования они не зависели от церкви, они были больше связаны с разбогатевшими покровителями, чем со старой аристократией, и распространяли такую концепцию мира, которая порывала с принципами католической и монархической Франции.

Конфликт между клерикалами и философами был историческим, но не обязательно метафизическим. Церковь, не будучи в состоянии осудить усилия для достаточно комфортного земного существования большого числа людей, могла согласиться на право свободных исследований по темам, насчет которых молчало Откровение. Стремление к знаниям, желание технического прогресса отныне происходит успешно, даже если энциклики продолжают обвинять оптимизм человеческой природы и поддерживать принцип власти относительно догмы и морали. Как только философия старого режима была изгнана католической доктриной, литераторы и эксперты теоретически больше не имели разногласий с церковью.

Во Франции разногласия были продолжены из-за общественной и политической роли, которую часто играла церковь и которую ей всегда приписывали. Иерархическое общество, провозглашающее истину, открытую церковью, с трудом разрывает свои связи с властью и с партиями, которые также не согласны, что власть приходит снизу и что люди при своей слабости будут способны сами управлять собой.

Компромисс[106] церкви с движениями антидемократической направленности является ни единственной, ни даже основной причиной соперничества между клерикалами и интеллектуалами. Может быть, одни с трудом примирялись с существованием государства, считающего себя светским, другие, может быть, не согласились с тем, что не находятся в первых рядах. Освобожденные от деспотизма церковных властей, они стремились заменить то, что, по их мнению, было разрушено.

С радостью ставшие атеистами, с неприязнью относившиеся к религиозной жизни, левые интеллектуалы захотели распространять неверие так же, как миссионеры распространяют веру, убежденные, что, убивая богов и сокрушая алтари, они освободили людей. Другие тревожились из-за неизменной склонности к христианству и представляли себе догмы, совместимые с разумом, способные восстановить духовное единство. Большевизм задействован в этих двух замыслах: его вдохновляет ярость сражения безбожников, и он избрал ортодоксию, якобы сходную с обучающей наукой. В России именно интеллектуалы соглашаются с высшей инвеститурой. Коммунизм – это первая религия интеллектуалов, одержавшая победу.

Но она не первая, кто искал такой успех. Может быть, Огюст Конт[107] более понятно, чем другие, сформулировал идеи, вдохновляющие поиск религии замещения.

С одной стороны, богословие и метафизика, с другой – позитивное знание, являющиеся несовместимыми. Религии прошлого в настоящее время теряют свою жизненную силу потому, что наука не позволяет больше верить в то, чему учит церковь. Вера постепенно исчезнет или деградирует в суеверие вульгарного применения.

Смерть Бога оставляет пустоту в человеческой душе, потребности сердца существуют как новое христианство. И только интеллектуалы способны придумывать и, может быть, даже проповедовать замену прежних догм, приемлемых для ученых.

И наконец, общественные функции, которые выполняла церковь, тоже будут заменены. На чем же будет базироваться всеобщая мораль? Как будет защищено или восстановлено единство веры среди членов коллектива, без которой под угрозой находится сама цивилизация?