Опиум интеллектуалов

Известно, каким образом Огюст Конт отвечал в своей системе на этот исторический вызов. Научные законы открывают космический порядок, перманентный порядок человеческих сообществ и, наконец, порядок изменения. Догма является научной, и тем не менее она предлагает уму окончательные истины, а сердцу – предмет любви. Общество будущего будет всеобщим, но не тоталитарным. Оно интегрирует все ресурсы человеческой природы, уравновесит власть разными точками зрения, силу – милосердием, сделает будущее настоящим, без потрясений откроет дорогу прогрессу. Установить человеколюбие.

Кроме Бразилии, в других странах позитивизм никогда не переходил рамки секты, так же как и «Новое Христианство» Сен-Симона и сенсимонисты, он не стал доктриной движения или партии. Творение математика, позитивизм оставался верой меньшинства.

Поиск религии для использования в гражданском обществе предшествует религиозному кризису. Глава «Общественного договора», которую Жан-Жак Руссо посвящает гражданской религии, выражает две идеи, которые он сам собрал в книгах своих предшественников и дух которых преследует теоретиков. Отделение временной и духовной властей – есть основа слабости: «…скромные христиане изменили язык и скоро увидели так называемое царство другого мира, оказавшееся под самым жестоким деспотизмом самого настоящего вождя. Тем временем, так как всегда есть князь и гражданские законы, то из этого двоевластия происходит постоянный юридический конфликт, делающий невозможным проведение хорошей политики в христианских государствах. И никогда невозможно до конца понять, какому господину или священнику необходимо подчиняться». «А Ж.-Ж. Руссо добавляет: «Гоббс[108] – единственный человек, который предложил объединить две головы орла и все свести к политическому единству, без которого ни государство, ни правительство не будут правильно созданы». Не забыта и знаменитая фраза «общество настоящих христиан больше не будет обществом людей», которая будет одобрена Гитлером.

Политическая озабоченность – какая религия способствует процветанию и могуществу государства – могла бы быть высказана Ж.-Ж. Руссо, и он тоже, как и Макиавелли, провозглашал первенство национальных религий. Его собственная религия – христианство сведена к подобию теизма – остановка на крутом склоне. Он не отрицает преимуществ национальной религии, которая «объединяет поклонение Богу и любовь к законам» и которая «делая из родины объект поклонения граждан, учит их, что служение государству означает служение Богу-хранителю». Но, базирующаяся на ошибочном мнении, она обманывает людей, «делает народ кровожадным и нетерпимым», ввергает его в естественное состояние войны со всеми остальными. В конечном результате Руссо довольствуется чисто гражданской профессией, которая заставит его признавать свой долг перед каждым гражданином. Существование Бога, другая жизнь и наказание виновных – таковы основные догмы этой религии, которая привяжет гражданина к его государству, не принуждая видеть врага в другом государстве. Не национальная религия и язычество, восстановление которого философ эпохи Просвещения не мог считать возможным или желательным, а всеобщая религия спасения, внушающая равнодушие к временному величию, гражданская религия избежит фанатизма, не ослабляя преданности индивидуума к своему правителю и не внося принцип разделения в общество.

Революционные религии обладают свойствами двусмысленности гражданской религии. Их базой является патриотизм, «любовь к идеальному обществу, намного больше основанному на правосудии, чем на любви к национальной почве»[109]. Но в то же время законодатели не соглашаются с отделением церкви от государства. Государство отделилось от старой церкви, но пытается сохранить религиозный характер, внушить его «толпам под видом церкви с ее праздниками и обязательными обрядами». Объектом веры станет Верховное Существо, Разум, очищенный от всяких суеверий, который станет служить основанию партии, предназначенной своей добродетелью для беспредельной судьбы.

Революционные религии останутся эпизодом без будущего, несмотря на то что они имели историческое и символическое значение, которое не укрылось от Огюста Конта. Но с реставрацией монархии и католической церкви не исчезли ни тоска по национальной религии, ни ощущение, что революция несет с собой гражданскую веру.