Опиум интеллектуалов

Конец истории в соответствии с данной в откровении религией может происходить при перевоплощении душ или по завету Бога. Относительное или абсолютное изобилие, умиротворение отношений между коллективными сообществами, добровольное подчинение граждан своим правителям поддается определению. Происходит столкновение реальностей, которые представляются нашим взорам на этом последнем сроке, когда оценивается разница между тем, что есть, и тем, что должно было бы быть. Благодаря этому сравнению есть возможность разумно выбрать, но при условии никогда не уподоблять объект нашего исторического выбора идее радикального решения.

Эта идея осуждает циничные или натуралистические идеологии, которые причисляют человека к животному и учат изучать его как таковое. Эта идея разрешает обвинять институты, которые сами отрицают гуманность людей. Она никогда не позволяет говорить, каким должен быть конкретно в данную эпоху общественный порядок и какими должны быть в данный момент наши обязательства.

Особая историчность политического выбора не основана ни на неприятии естественного права, ни на противопоставлении фактов ценностям, ни на чуждости одних другим великих цивилизаций, ни на невозможности вести диалог с тем, кто отказывается от дискуссии. Признаем высшие правовые принципы на протяжении истории, откажемся от диалога с собеседником, который хочет власти и насмехается, будучи застигнутым на месте преступления, – противоположности мнения, проигнорируем своеобразие культур, неспособных к взаимодействию. При этом политический выбор можно будет в какой-то степени отделить от особых, иногда разумных, но никогда не доказуемых обстоятельств того же типа, что научные истины или моральные императивы.

Невозможность доказательства дорожит несправедливыми законами общественной жизни и множеством ценностей. Надо приложить усилия для того, чтобы увеличить производство, создать власть, чтобы побудить к сотрудничеству соперничающих индивидуумов; эта неотвратимая необходимость отмечает собой разницу между историей, в которой мы живем, и концом истории, который мы задумываем. Не потому, что труд или подчинение как таковые противоречат человеческому назначению, они становятся таковыми, если рождаются по принуждению. Однако нет ни одного общества, ни одной эпохи, где бы насилие не находило себе места. В этом смысле политика всегда была меньшим злом, она будет продолжать быть такой до тех пор, пока люди будут теми, кто они есть.

То, что слывет за оптимизм, – это чаще всего эффект интеллектуальной ошибки. Дозволено разумно предпочесть планирование рынку: тот, кто ждет изобилия от системы планирования, ошибается насчет эффективности функционеров и доступности ресурсов. И вовсе не абсурдно предпочитать власть единственной партии медлительности парламентских обсуждений: тот, кто рассчитывает на диктатуру пролетариата, чтобы добиться свободы, ошибается насчет (отклика) противодействия людей и не понимает неизбежных последствий концентрации власти в руках нескольких людей. Можно преобразовать писателей в инженеров душ и поставить художников на службу пропаганде; тот, кто удивляется, что философы, узники диалектического материализма, или романисты, обслуживающие социалистический реализм, лишены таланта, ошибается насчет сути творчества. Никогда особый смысл великих произведений не находился под влиянием хозяев государства. Идолопоклонник истории усиливает опустошения не потому, что они воодушевлены хорошими или плохими чувствами, но потому, что они обладают ложными идеями.

Человеческая реальность в своем становлении имеет структуру, поступки встраиваются в совокупности, индивидуумы связаны с режимами, идеи организуются в доктрины. Нельзя приписывать поведению других или их мыслям значение, произвольно заключаемое из нашего прочтения событий. Последнее слово никогда не высказано, и оно не должно судить противников, как если бы наше дело сливалось с последней истиной. Правильное знание прошлого напоминает нам о долге терпимости, а ложная философия истории распространяет фанатизм.

* * *

Так следовательно, что означает в самом последнем анализе столько раз задаваемый вопрос: имеет ли история смысл? В первом приближении находится быстрый ответ. История является понятной, как поступки и творения людей на довольно длительном протяжении времен, что обнаруживается общий образ мысли и действий.

При втором приближении история также, со всей очевидностью, многозначна. Она понимает событие при его нахождении в совокупности (едином целом), создании, выделяя либо вдохновением создателя, либо значимостью творения для близкого или далекого наблюдателя. Смыслы так же многочисленны, как и направления любознательности, как и измерения реальности. Настоящий вопрос касается, по существу, своеобразия. Каждый момент истории имеет смыслы, а история в целом, может быть, имеет только один смысл.

Множественность, которую надо будет преодолеть, состоит из трех частей: множественность цивилизаций, режимов и действий (искусство, наука, религия).