Опиум интеллектуалов

Не один только режим в ответе за очевидный разрыв между интеллектом и действием. Интеллектуалы кажутся более интегрированными в социальный строй, чем другие, потому что в среде парижан романист занимает равное или более высокое место, чем государственный деятель. Не особенно компетентный писатель имеет широкую аудиторию даже в том случае, когда рассуждает о том, чего, расхваливая, не знает. Такое явление немыслимо ни в Соединенных Штатах, ни в Германии, ни в Великобритании. Традиции салонов, в которых правят женщины или болтуны, живы и в век техники. Всеобщая культура еще позволяет приятно рассуждать о политике, она не защищает от глупостей и не подталкивает к определенным реформам. В этом смысле интеллигенция во Франции менее приспособлена к политическим действиям, чем в других странах.

В США, Великобритании и даже в Германии среди экономистов, управляющих банковской сферой и промышленностью, между ними и государственными людьми, между солидной прессой, университетами и управленцами ведется постоянный обмен идеями. В объединение крупных французских предпринимателей практически не входят экономисты, и до недавнего времени они были почти презираемы. Функционеры не нуждаются в советах профессоров, журналисты почти не общаются ни с теми, ни с другими. Ничто так не способствует национальному процветанию, как обмен знаниями и опытом между университетами, редакциями, управленцами и парламентом. Политические деятели, руководители профсоюзов, директора предприятий, профессора или журналисты не должны ни подчиняться партии, которая сохраняет монополию власти, ни отделяться друг от друга вследствие предубеждений и неведения. С этой точки зрения никакой правящий класс не организован так плохо, как во Франции.

Писатель не осуждает свое правительство за пренебрежение к образованию в сфере политических или экономических наук. Скорее, он стал бы обвинять американскую цивилизацию за то, что она пренебрегает просвещенными людьми и мыслителями, не привлекая интеллектуалов к роли экспертов. И наоборот, экономисты и демографы жалуются, что парламентарии и министры лучше понимают защитительные речи лоббистов, чем их беспристрастные консультации. В конце концов, те и другие объединяются, свободные и безответственные, опьяневшие от критики в интересах революции, которая для одних сводится к усилиям по увеличению производительности, а для других – к преобразованию истории. Команда Мендес-Франса собирает экспертов и просвещенных людей, чиновников Комиссии по национальным финансовым расчетам и господина Франсуа Мориака. Может быть, участие во власти уменьшит недовольство и тех и других.

Потеря власти, богатства и авторитета является общей для всех наций Старого Света. Франция и Великобритания вышли победителями из двух мировых войн в то время, как Германия была два раза раздавлена. Превосходство богатства на душу населения, преимущество военной мощи в Соединенных Штатах в любом случае добавляется к естественному преимуществу – размерам страны. Но, если бы не было двух войн ХХ века, Франция и Великобритания продолжали бы занимать ведущее положение в мире, легко финансировать импорт благодаря доходам от инвестиций за пределы страны. В настоящее время под угрозой своих границ со стороны континентальной империи они едва выживают без внешней помощи и чувствуют, что неспособны защищать себя сами, а разница между американской и европейской производительностью, по-видимому, скорее расширяется, чем уменьшается. Смогут ли европейцы простить последствия собственного безумия тем, кто нажился на нем, можно ли считать положение гегемона завидным? Даже если бы американцы вели себя безупречно, европейцы все равно завидовали бы их подъему, так контрастирующему с их собственным упадком. Слава богу, американцы были небезупречны.

Нормально, что лидера всегда будут обвинять. Великобританию никогда не любили во времена ее доминирования в мире. Британская дипломатия стала пользоваться авторитетом с конца Второй мировой войны, с того дня, когда она перестала принимать важные решения и оставила за собой роль критика. Она участвует в переговорах, использует право вето и извлекает выгоду из торговых отношений с социалистическим лагерем из-за почтения, которое внушает в Москве или в Пекине сила Америки. Несоответствие между реальными действиями Соединенных Штатов и их образом, который создался у европейцев, имеет другое объяснение. В основном американская дипломатия соответствует желаниям и неприятиям европейцев. Благодаря большим капиталовложениям она способствует экономическому восстановлению Старого Света, но она не сделала никакой попытки, чтобы освободить страны Восточной Европы, она отреагировала на северокорейскую агрессию, но не согласилась ни жертвовать, ни рисковать, чтобы, воспользовавшись военной победой, попытаться спасти Индокитай. И только два упрека можно выразить по поводу пересечения 38-й параллели (решение, которое сегодня можно еще оправдать), а непризнание правительства Пекина – ошибка, которую трудно понять.