Кто он? Искатель приключений? Авантюрист? Но какой авантюрист станет по доброй воле годами прозябать на пустынном островке? Что составляет его силу? Бескорыстие? Но бескорыстие — миф. Кавур не верил в существование людей, бескорыстно преданных идее, и, втайне готовя войну, не упускал из виду возможности поставки для армии жирной говядины из своего поместья в Лери. Все эти инсургенты — тайные честолюбцы. Им не дано карабкаться наверх в легальных условиях. Вот и мутят воду, думая в хаосе событий всплыть на поверхность, добиться власти, а потом оправдывать себя заботой о народном благе. Но этот огородник с Капреры сложнее, путанее. Может быть, потому, что простодушнее?
Серый зимний рассвет пробивался сквозь стекла. Кавур вскочил с кровати, резким движением задернул шторы. Спать, спать, спать…
Через несколько дней Ла Фарина доставил к Кавуру Гарибальди и деликатно удалился, не заходя в кабинет. Граф одобрительно кивнул ему. В чем, в чем, а в гибкости шейных позвонков ему нельзя отказать.
Гарибальди возбуждал любопытство. Сейчас, спустя десять лет, он казался моложе, чем на портретах времен Римской республики. Манеры благородные, сдержанные. Нетороплив. Во всем чувствуется какой-то дикарский аристократизм. С чего бы? Научился у индейских вождей на Ла-Плате? Но костюм! Все то же пончо, та же красная рубаха, шапочка с пером. Это же настоящий карнавал! На улицах за ним будут ходить толпы, какая уж тут конспирация. Впрочем, все, может быть, к лучшему. Но, любезно усаживая гостя поближе к камину в своем кабинете, обставленном на английский манер кожаными стегаными креслами, с окнами, завешенными шотландскими клетчатыми шторами, он не удержался и сказал:
— Здесь вы будете чувствовать себя совсем как в Лондоне. Здесь и ваш костюм в духе эксцентрических англичан.
Гарибальди не уловил намека:
— Да, действительно, очень похоже на лондонские квартиры.
Кавур чуть заметно улыбнулся. Стоило быть самым богатым человеком в Пьемонте, чтобы твой дворец заслужил такое сравнение.
Лакей внес вино и бисквиты, поставил на низенький столик перед Гарибальди, разлил по бокалам и вышел. Кавур уселся напротив гостя и утонул в низком мягком кресле. Ему приходилось смотреть на подтянутого Гарибальди снизу вверх. Это было неприятно. Он передвинулся на край, поднял бокал и сказал:
— За новое предприятие! Мне кажется, оно одинаково интересно для нас обоих.
Гарибальди только пригубил вино и поставил бокал на стол. Это не осталось незамеченным.
— Я уверен, что вы с открытым сердцем осушите бокал до дна, когда узнаете суть дела. Ла Фарина не мог ничего рассказать вам, потому что сам не посвящен.
— Государственная тайна? — спросил Гарибальди и так же вяло добавил: — Я никогда не был любопытен.
Выдержка Гарибальди не казалась дипломатическим приемом и раздосадовала Кавура. Он решил разжечь его любопытство и круто переменил разговор:
— Вы не скучаете на Капрере? После жизни, полной громких событий, такое уединение, вероятно, должно казаться однообразным, тишина оглушающей.
— Нисколько. Я люблю копаться в земле. С острова Маддалена раз в неделю приходит пакетбот, привозит письма и газеты. Да и живу я не один. Вместе со мной дочь, друзья.
Сочувственно кивая головой, Кавур заметил:
— Счастливый удел — иметь возможность принадлежать своим мыслям. Можно только позавидовать. Вы не собираетесь писать мемуары?
— Пока еще рано, — улыбнулся Гарибальди. — Даже Наполеон начал их писать только на острове Святой Елены, когда уже не оставалось надежды ни на что другое.
Кажется, клюнуло! Он ясно дает понять, что не думает устраняться от дел.
— Я рад слышать, что вы считаете Капреру не последним своим пристанищем, — сказал Кавур. — Суть моего предложения именно в том и заключается, чтобы вы дали свое имя, а в дальнейшем и свою шпагу для предстоящей войны с Австрией.
— Я всегда готов бороться с исконным врагом Италии. Правда, я не очень доверяю вашему версальскому союзнику.
Кавур рассмеялся:
— Луи Бонапарту? Ну, тут вы не слишком оригинальны. На этот счет многие разделяют ваше мнение. Да и как иначе может относиться к Луи Бонапарту легендарный защитник Рима? Но могу вас заверить: инициатива исходит от императора. Это кое-чего стоит. И свидетель этому весь дипломатический корпус Парижа. Обратного хода быть не может.
— Тем лучше.
Кавур вышел из-за стола и начал шагать по комнате. Не зная, как подойти к самому щекотливому вопросу — о республиканских убеждениях Гарибальди, он начал очень издалека и спросил совсем не о том, что его интересовало.
— Я счастлив, что в этом случае наши взгляды совпадают, — сказал он. — Но мне бы хотелось знать… — Он на секунду запнулся. — Мне хотелось бы знать: верите ли вы в возможность победы?
Казалось, Гарибальди только и ждал этого вопроса. Куда девалась его вялость!
— Народ, который не становится на колени перед чужеземцами, непобедим, — торжественно начал он. — На ваш вопрос отвечает история. После трех проигранных битв, Древний Рим провел торжественным маршем свои легионы под носом у Ганнибала. Тот, кто знает такие примеры, не может стать маловером.