— К сожалению, я не могу поддержать вас стереотипной фразой: «За примерами ходить недалеко», — рассмеялся Кавур. — Далековато! Если говорить начистоту, еще мне хотелось бы знать: не помешают ли ваши убеждения в случае необходимости сражаться на стороне пьемонтской короны? Должен вас заверить, что это не самоцель. Рано или поздно мы с вами будем свидетелями объединения Италии. Но, может, вы сочтете, что союз с королевским Пьемонтом повредит вашей репутации республиканца?
Чутьем опытного дипломата Кавур понял, что с Гарибальди надо говорить напрямик. И говорить о главном. Другой тонкий вопрос — насколько открыто будет происходить набор волонтеров — следует решать потом. Сейчас самое важное завоевать доверие этого кондотьера. Кажется, он доверчив и наивен, как ребенок.
Расчет был правильным. Гарибальди ответил с полной искренностью.
— Я привык подчинять свои принципы главной жизненной цели. Тут годятся любые союзники. Так я думал, покидая Монтевидео, так думаю и теперь. Я согласен с республиканцем Манином. И разве иначе думали Данте, Макиавелли, Петрарка и множество других великих итальянцев?
Кавур с чувством потряс его руку.
— Нет ничего отраднее, чем видеть, как трезвый ум берет верх над заблуждениями юности, — сказал он.
Гарибальди улыбнулся грустно и снисходительно.
— Боюсь, что вы поторопились радоваться. Я не закончил свою мысль. Мне хотелось сказать, что, если придется еще раз подать свой голос, я проголосую за республику. И буду всегда стараться, чтобы большинство итальянцев разделяли мое мнение. Но, пока это еще невозможно, я готов принять участие в объединении сил династических с силами национальными. Повторяю, ради великой цели.
Тактический расчет Кавура оказался точным. Имя Гарибальди приманивало добровольцев, как блесна рыбу. Под его знамена шли люди со всех концов Пьемонтского королевства. Лучших из них зачисляли в регулярные войска, а в гарибальдийские волонтеры попадали те, кто еще не достигли восемнадцати лет или перевалили за тридцать. Военные приготовления не остались незамеченными Австрией.
Двадцать третьего апреля 1859 года адъютант австрийского фельдмаршала привез Кавуру ультиматум, требовавший полного разоружения в трехдневный срок. В противном случае Австрия объявляла войну.
Двадцать девятого апреля война между Австрией и Пьемонтом началась. А в первых числах мая французские войска под командованием Наполеона III высадились в Генуе, в то время как другой французский корпус, под командованием маршала Канробера, переходил через Альпы. Пьемонтскую армию вел король Виктор Эммануил. Волонтерские отряды Гарибальди, получившие название альпийских стрелков, находились на второстепенных участках фронта, в горах Комо и Бергамо.
Третьего мая император Франции заявил, что «Италия будет свободна от Альп до Адриатического моря». После победы при Мадженте, при въезде в Милан, он выпустил прокламацию с призывом к итальянцам: «Объединяйтесь с одной целью освобождения вашей страны! Воодушевленные святым патриотическим порывом, будьте сегодня просто солдатами: завтра вы будете свободными гражданами великого государства».
Двадцать четвертого июня кровавая битва при Сольферино, где полегли десятки тысяч воинов с обеих сторон, закончилась победой войск союзников.
Пятого июля после победоносного шествия по Италии, поддержанного народом во всех герцогствах и Романье, Наполеон III неожиданно для всех обратился к Австрии с предложением о мире. Одиннадцатого июля было заключено позорное перемирие между Францией и Австрией в Виллафранке. Австрия уступала Франции Ломбардию, которую та передавала Пьемонту. Венеция оставалась за Австрией. Герцоги Тосканский, Моденский и Пармский, изгнанные народом во время войны, возвращались в свои владения.
Ницца и Савойя отходили к Франции.
Народ негодовал. Проезжая в экипаже по улицам Турина, Кавур видел в витринах книжных магазинов портреты Орсини, заменившие портреты императора Франции.
Сбылось предположение Гарибальди, не доверявшего венценосному союзнику Кавура: переговоры велись без участия Пьемонта. Тактический расчет Кавура был безошибочным, но стратегия потерпела крах. Он вышел в отставку, что не помешало ему через полгода вернуться на свой пост.
Глава пятая
1. Отшельник читает «Таймс»
На этом островке нет следа человеческого, даже тропинки. Только на берегу за бухточкой и скалистым мысом живет в бедной хижине одичавшая в одиночестве вдова одного англичанина, — наверно, был изрядный чудак, если двадцать лет стрелял тут диких коз и умер, надорвав сердце в прыжках с камня на камень. Да еще на вершине горы в плоскокрышей сакле, построенной век назад бандитом-корсиканцем, обитает некий косматый робинзон — синьор Батиста. О том, что он еще жив, судят по редким охотничьим выстрелам. А зря туда и не ходят: незачем туда ходить.
На этом островке дикие козы не боятся человека. Зато лошади и ослы, выпущенные на волю пастись в разнотравье, убегают. Издали косят глазом — одичали.