Опоясан мечом: Повесть о Джузеппе Гарибальди

— Разве ж это воины? Вьючный скот! Они даже не знали, кто явился к ним с моря — враги или друзья. К нам на остров сотни лет чужеземцы являлись с моря — греки и римляне, арабы, норманны, испанцы… Теперь дикари сообразили, кто сейчас побежал на материк: полицейские из кордегардий, городские стражники, старосты, прочие крысы изо всех канцелярий; а там потянулись и закрытые экипажи высших королевских чиновников и монсиньоров, потом и владельцы замков со своими ливрейными лакеями и стражей. Вот оно что! Тогда дикари вышли из своих пещер на большие дороги. Ну и пошли жечь! Сицилия рождает одних головорезов. К тому же заждались… Вы видели извержение Этны? Тот же выброс из жерла вулкана! Раскаленная лава изливалась из любой расселины. Жгли поместья и замки. Зато бурбонские каратели жгли их деревни. — Маркер хладнокровно прицелился кием, положил шара. — Теперь, конечно, их приберут к рукам. Знаменитый адвокат Франческо Криспи — он хоть и помог Гарибальди, а все-таки он наш, сицилиец, он-то найдет управу на эту босоту. Порядочным людям не по пути со сворой бешеных псов…

— Что вы говорите! — прошептал Мечников.

— А то и говорю, что слышите. Это ж дикари! Поглядели бы на их райские обители. Семейная кровать с блохастыми подушками и люлька над ней на цепи, в углу ослы и козы, хозяин ест чеснок в оливковом масле, а вокруг тысячи мух. Окон нет и не было никогда. Дневной свет только через дверь. Умора! А графский трельяж четырнадцатого века испанской работы — он в дверь не лезет. Значит, рубить его на три части…

— Что вы чушь городите! — крикнул Мечников с рыданием в горле. — Федерико, кончай. Вон отсюда!

Его догнали в конце улицы. Он повторял:

— Низость! Низкий негодяй! Холуй!

Макдональд усадил волонтеров в свою коляску, предложил Левушке флягу. Она пошла по кругу. Все трое рассмеялись.

— Разумеется, негодяй, — согласился майор и добавил: — А ведь не все врет. Если хотите, я обрисую картину, и она удивит вас драматизмом и сложностью обстановки…

Коляска покатилась по апельсинным, лимонным садам и оливковым рощам за городские ворота. Они ехали по южной дороге, ведущей в горы. Позади, внизу, остался город, в бухте пароход, на который приказано вернуться к вечернему рапорту. И темная равнина моря.

Майор Макдональд, потягивая из фляги, говорил с удовольствием, какое всегда доставляет журналисту пересказ подробностей из блокнотов. Друзья заслушались, и только изредка Мечников прерывал рассказ энергичными репликами. Он был угрюм, его душа не мирилась с суровой правдой.

— Я видел Гарибальди рано утром после высадки в Марсале, — рассказывал журналист. — В ту первую ночь волонтеры реквизировали одеяла в капуцинском монастыре. Гарибальди сидел, завернувшись в одеяло, с чашкой кофе в руке. Он, между прочим, сказал мне, что может отказаться от чего угодно, но всегда сам позаботится о сахаре и кофе. При мне явился к нему Франческо Криспи. Через полчаса он вошел в сформированное правительство, как входят с улицы в комнату. Гарибальди без возражений принял полномочия диктатора. Он только заметил, что Кавур не преминет этот факт сопоставить с диктатурой Росаса в Южной Америке. «Ну и пусть, — сказал он. — Здесь, в Сицилии, я не позволю, чтобы, как во времена Росаса, нож стал орудием правосудия». Потом был смотр. А уже стекались с гор повстанцы. Гарибальди сказал: «Мы начинаем. Пусть нас немного. Крестьянство поддержит нас, отбросив плуги».

В тот день Макдональд на правах английского корреспондента был в маленьком домике в предместье Марсалы на совещании с сицилийскими вождями. Гарибальди говорил, что революции надо делать при дневном свете. «Надо отнять землю у князей церкви и у земных князей».

— Ну, видите! — воскликнул Мечников. — Что я вам говорил! Бессмысленно пробуждать надежды, одновременно не пробудив волю.

— Погодите же. Я вчера вернулся из Милаццо. Там блестящая победа, и Гарибальди уже на подступах Мессины. Но в глубине острова дело приняло нешуточный оборот. Спрашивается: побеждает ли только смелая тактика гениального партизана? Я отвечу вам: за правым плечом и за левым у него крестьянская революция. Пыль и пламя восстаний впереди волонтерских цепей. С бурбонским троном, конечно, все кончено, он пошел на растопку костра. Сейчас решаются узловые вопросы, за что веками боролась сицилийская чернь: возвращение земель, уничтожение арендной платы… Нет сомнения в том, кто́ следующей весной выйдет здесь в поле вслед за сохой, но никто не знает, кто по весне будет владеть этими полями. Бьюсь об заклад, об этом думает по ночам Гарибальди… Поглядите!

На меловой дороге, почти сбегая с горы, показалась большая ватага хмурых людей в черных рубахах, вооруженных чем попало, точно средневековые разбойники. Коляска остановилась. Подходили к козлам и спрашивали кучера:

— Кто тут Галубарда?

Федерико прижался к руке майора, — видно, струсил. Тот встал и поднял руку.

Толпа нарастала, задние напирали. Брели пешком, тряслись на осликах, вели в поводу коней. Настоящее паломничество, как к святому. Бросилась в глаза мотыга, привязанная к седлу.