Опоясан мечом: Повесть о Джузеппе Гарибальди

Петракки хлопал себя сильными кулаками по ляжкам — высшая форма восторженного протеста.

— На кой вам Сицилия! Оставайтесь с нами, ребята! Зачем вам удаляться так далеко от главной арены борьбы! У нас по всей Тоскане такое заварилось! Флоренция бунтует. Рабочие захватили арсенал, вооружились, освободили из тюрьмы писателя Франческо Доменико Гуеррацци — он наш вождь. Он и профессор Джузеппе Монтанелли. Отличные ребята, свои парни!

Так встретил восставший Ливорно небольшой отряд Гарибальди, вернувшийся кружным путем из Швейцарии. Им выдали немного ружей, и, посовещавшись, они остались на берегу. Уже в августе начинался их зимний поход. Сначала собрались было в Венецианскую республику, где, как писали газеты, «золотой лев уже затоптал черного австрийского орла». Но туда не дошли: далеко! Молодые энтузиасты, юноши из хороших семей Италии брели из Флоренции в Болонью, в Равенну. Почти безоружные, довольные уже тем, что иногда захватывали старинные мушкеты или средневековые пики. Шли, обременяя муниципальные власти необходимостью их прокормить, разместить. В Апеннинских горах встретили зиму — снегопад забил дороги в одну ночь, и брели уже по колено в снегу. Попадая на пути в провинциальный городок, просили: «Нельзя ли со склада шинельку? У нас один парень чуть совсем не замерз…»

Отряд то сокращался, когда в горах ударили морозы, то увеличивался, когда в Равенне к ним присоединился со своими пятьюдесятью молодцами капитан Баццано. И снова забредали в горы, выполняя приказ местных чиновников или прослышав, что им навстречу высланы два отряда швейцарских наемников с двумя пушками, чтобы закрыть границу и не допустить раскол и ересь в Папском государстве.

— Не теряй веры, Италия! — говорил, смеясь, Гарибальди, обучая самоотверженных юнцов оборачивать ноги портянками.

Скучали. Скучая, озоровали, смущали солдатским ухажерством сельских красоток или ради смеха допрашивали перепуганного попика, поставив стол под зеленой скатертью на паперти костела. Иногда скука влекла за собой трагедию. Во время кратковременной отлучки Гарибальди произошла дуэль — сперва Огненная натура, Томмазо Риссо, в ссоре ударил хлыстом по лицу красавца Раморино, потом, также по-итальянски, благородный юноша Раморино шпагой уложил наповал по всем правилам поединка чести своего лучшего друга Томмазо Риссо. И ведь вот что нелепо — эту беду еще гадалка в Сальто гадала! Раморино не смог глядеть в глаза Гарибальди, когда тот вернулся и вызвал его для разговора, не зная, как наказать любимца. Раморино обезоружил вождя, тихо сказав ему: «Не огорчайтесь, скоро исполнится и вторая часть предсказания…»

При всем своем оптимизме скучновато чувствовал себя Гарибальди, когда проходил через опустевшие селения Тосканы, Модены, Романьи. Тут крестьяне — не то что в Бергамо — недоверчиво отворачивались от волонтеров, как будто не желая замечать городских пришельцев. На часок он заражал толпу у церкви горячими речами, веселой энергией, неотразимым обаянием. Но потом народ расходился по домам, ворота запирались на засовы. И тогда на опустевшей улице его охватывало недоумение. Он старался скрыть его от своих ребят. Но от себя-то не скроешь… Возникал неразрешимый вопрос. Почему французская революция восемьдесят девятого года могла поднять народ на борьбу против всесильного дворянства, против лицемерной католической церкви? Почему трон и алтари Франции были бессильны отразить шквал революции? А мы бредем по Италии мало что без оружия, но и без смысла. Завязли в паутине псевдодемократической болтовни.

Его мучила лихорадка, начавшаяся еще в Ровербелле. Но хуже озноба и жара угнетала потеря высоты. По всей стране волнами накатывала реакция, смывая завоевания начавшейся и незавершенной революции. Позади Ломбардия — она снова под властью австрийцев. Пусть остатки армии еще существовали, но вожди-то оказались не в силах сопротивляться. И народ, с таким героизмом отстаивавший весной свою свободу, оказался лицом к лицу с торжествующим врагом. А в герцогствах, где еще в казармах некоторых крепостей пребывали итальянские военные части, крестьяне с полным благодушием, даже с чувством умиротворения относились к возвращению на прежние посты обскурантов-папистов. В папских владениях старались не вспоминать о кратковременном либерализме кардинала Мастаи, ставшего наместником святого Петра. И Гарибальди хотелось бы тоже забыть о своем опрометчивом послании папе из Америки. В Риме безраздельно властвовал Росси, высокомерный администратор, бывший посол Франции в Папском государстве. В Сицилии семидесятилетний адмирал в отставке Руджеро Сеттимо, участник сицилийской революции 1820 года, возглавляя временное правительство, пытался поставить себя над всеми партиями и, как всегда бывает с либералами, делал уступку за уступкой консерваторам. И уже Сицилия, этот вечный очаг народного движения, снова оказалась во власти бурбонских приспешников.