Дедушка написал, что хорошее общение житейское можно иметь с неверующими, только молитвенного общения нельзя с ними иметь и споров о религии нельзя заводить, чтобы имя Божие в споре не оскорблялось.
Часто читаю из шестого часа молитву “Яко не имамы дерзновения за премногия грехи наша”, так как думаю, что в этом и корень наших печалей. Дедушка при всяких неудачах велел говорить: “Господи, верю, что терплю должное и получаю то, что я заслужил, но Ты, Господи, по милосердию Твоему прости и помилуй меня”, и так советует повторять несколько раз, пока не почувствуешь мир в душе.
Дедушка как-то от себя сказал:
— Молись телесно — Господь Бог пошлет Свою благодать в помощь тебе.
Это значит, чтобы молиться с поясными поклонами, а когда нужно, то и с земными. Дедушка даже встал перед иконами, положил медленно крестное знамение на себя и поклонился низенько, коснувшись рукой правой до земли, и мне сказал:
— Молись так.
Молись, чтобы Господь воцарился в сердце твоем — тогда преисполнится оно великим ликованием и радостью, и никакая печаль не в силах будет потревожить его. Для этой цели Дедушка советовал молиться так: “Господи, отверзи двери милости Твоей”.
Дедушка велел мне готовиться к постригу. Я очень обрадовалась — правда, как тебе странно это слышать от меня? Помнишь мое отношение к монахам? Как я их жалела, что у них нет своей воли, что они все должны делать так, как им прикажут и т. д. А вот теперь я постигла, что нет большего счастья, как находиться на послушании, когда ты можешь быть уверенной, что исполняешь волю Божию и не отвечаешь за свои поступки.
Дал мне Дедушка маленькое келейное правило: 30 раз — “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную”; 10 раз — “Пресвятая Владычице Богородице, спаси мя”; 10 раз — “Святый Ангеле Хранителю мой, моли Бога о мне” и 10 раз — “Вси святии, молите Бога о мне”. Причем прибавил:
— Как ты скажешь: “Вси святии, молите Бога о мне” — так все святые скажут на небе: “Господи, помилуй” — и будет тебе приобретение.
Теперь я всякий раз, как говорю: “Вси святии, молите Бога о мне”, представляю себе, как все святые — все небо — взывают ко Господу: “Господи, помилуй”.
Молись за Дедушку, он сказал:
— Ваши молитвы меня утешают и мне помогают.
Я живу от поездки до поездки. Какая великая милость Божия иметь возможность повидаться с ним и поговорить.
Получил ли ты письмо, в котором я восторгаюсь творением преподобного Исихия? Я его всю жизнь искала, а оно, оказывается, лежало у нас в кладовке, и только чудесным образом я его нашла после того, как спросила у Дедушки: как открыть дверь сердца.
Олегу сказал, что у него есть талант (но не сказал какой), и продолжал:
— Это хорошо — не объявлять талантов, а то могут украсть. Жизнь определяется в трех смыслах:
— О мере и весе я понимаю, но что есть время? Эпоха ли? — Он молча улыбнулся. — Но есть и большее искусство — слово. Слово воскрешающее и убивающее (псалмы Давида). Но путь к этому искусству через личный подвиг — путь жертвы. И один из многих тысяч доходит до него».
На втором Аржеронском (во Франции) съезде Христианского движения, который имел место приблизительно в 1926 г., среди других докладчиков находился и профессор Бердяев. Преосвященный Вениамин, тогда инспектор Богословского института в Париже, выступил с возражениями, как православный епископ, против некоторых положений доклада Бердяева, противоречивших православному учению. Последний обиделся, сейчас же забрал свои чемоданы и уехал. На другой день на съезд прибыл митрополит Евлогий и сделал епископу Вениамину строгое внушение.
Владыка Вениамин, желая проверить себя, обратился к о. Нектарию (в это время мы имели возможность письменно общаться с о. Нектарием). Старец ответил: «В таких обществах (как Христианское движение) вырабатывается философия, православному духу неприемлемая». Затем пришло подтверждение еще более точное, что он не одобряет именно то общество (т. е. движение), на собрании которого был оскорблен владыка Вениамин.
В тот же период времени некто Г-м обратился к отцу Нектарию за указанием, можно ли ему поступить в Академию (Богословский институт в Париже), выражая опасение, что она еретическая. С последним о. Нектарий согласился, но поступить в Академию благословил и сказал: «Какая бы она ни была, ученому мужу помехи не будет. Знать науку, какую будут преподавать, ему не помешает».
Тогда же произошел один прискорбный случай на Сергиевском подворье: на кухню Богословского института пришел человек, имевший сухую руку, и просил там какой-нибудь работы. Таковой не нашлось; тогда он здесь же в саду застрелился.