Оптина Пустынь и ее время

Переговорив со всеми, благословив всех, просит у всех прощения, не забыв ни одно лицо из окружающих. Требует регента о. Павла, говорит ему, что не успел надеть на него наперсного креста, но пусть возьмет себе крест покойного о. Михея, а архиепископ наденет его. Все плачут, рыдают, владыка же успокаивает. Так длится до 12.30. Владыка встает, надевает епитрахиль и поручи старца Амвросия и, стоя на ногах, делая даже земные поклоны, громко читает себе отходную. Окончив чтение, садится на кровать, приглашает архиепископа, просит похоронить его по монашескому обряду; идет к аналою, достает чин погребения и передает книгу архиепископу. Затем говорит окружающим, во что одеть его: в митру, подаренную прихожанами, в белое вышитое облачение, епитрахиль и поручи старца Амвросия. Похоронить его около церкви, рядом с о. Михеем; не ставить памятника, а простой дубовый крест; не делать помпы из похорон, дабы не говорили в народе, что раз умер архиерей, так его хоронят по-богатому, а не так, как о. Михея; указывает, какую положить с ним панагию, крест и икону. Окончив с этим, вновь прощается и благословляет окружающих, нервы которых не выдерживают, слышатся плач и рыдание; владыка уговаривает подчиниться воле Божией. Приблизительно в это время или немного раньше в церкви служат молебен о здравии болящего, где присутствует уже много народа и дети приюта. Нужно было слышать исступленные крики детей: “Боженька, оставь нам владыку”, крики взрослых с мольбой о чуде, о спасении пастыря, чтобы понять ту любовь, то почитание, которым пользовался умирающий. Между тем владыка все еще прощается; наступает 1.30 ночи, владыка вдруг вскакивает с кровати, на которой сидел, выходит к дверям, идущим в коридор, кланяется земно народу, прося простить его, не забывать в своих молитвах, не бросать детишек; поднявшись с колен, благословляет; быстро поворачивается, устремляется в кабинет к выходу из дома со словами:

— Иду умирать в церковь!

Причем эти слова твердит все время; остановившись и шатаясь на ногах, просит духовенство облачить его в епитрахиль и поручи старца Амвросия, что и исполняется, но окружающие уговаривают его собороваться; поддерживаемый, подходит к кровати, пробует сам снять валенки, но их снимает один из врачей; ложится на кровать со словами:

— На все воля Божия! Сейчас я умру, — держа в правой руке крест и икону, а в левой — зажженную свечу, и все время благословляет себя, шепча молитвы.

Окружающие громко плачут. Хриплое дыхание заменяется ровным, покойным... руки движутся медленней... лицо слегка синеет, и через три минуты дыхание внезапно прекращается. Я говорю о наступившей смерти архиепископу. Архиепископ читает последнюю молитву, после окончания которой владыка еще вздохнул раз и затих. Протодиакон Маковеев закрывает глаза, и из них выкатываются слезы. Правая рука твердо держит крест, так и оставшийся у покойного.

Слезы горя, отчаяния окружающих, пока одевают покойного, в состоянии растопить самое твердое, жестокое сердце. Усопшего переносят в церковь. У меня не хватает слов для описания творящегося в церкви при облачении и первой литии, для описания того душевного переживания, той скорби, которая овладела народом, собравшимся по звону. Всю ночь народ остается в церкви, будучи не в силах расстаться с телом боготворимого пастыря и смириться с утратой его. Утром совершается заупокойная обедня и панихида; произносит, рыдая, проникновенное слово проповедник протоиерей Демидов, в котором, указывая, кого потеряла Маньчжурия, в конце концов говорит, что потеряла... святителя... Дикий, исступленный рев массы народа сопровождает эту речь, и один из почитателей — некто Гантимуров, — будучи не в силах перенести утрату, падает, умирая от разрыва сердца. Целый день и ночь народ толпами ходит поклониться праху усопшего... А что творится во время похорон, когда все население Маньчжурии, без различия вероисповедания, стеклось и заполнило церковь и церковную ограду... всего до 6000 человек. Завещания, отпечатанного в 3000 экземпляров, не хватает и половине присутствующих. Целые дни теперь идут панихиды и идут толпы народа поклониться своему незабвенному пастырю. Как будто смертию своей владыка заставил всколыхнуться у каждого заглохшие в его душе в погоне за благами мира стремления к Высшему, веру в Промысл Божий.

А тут еще совершается чудо: исцеление мальчика Дергачева, 10 лет от роду. Мальчик болел четыре месяца обезображивающим воспалением обоих коленных суставов. В начале болезни месяца два я лечил его сам, а затем, когда боли уменьшились, остались опухоли суставов и сведение ног, я передал его для лечения массажем своей фельдшерице-акушерке Беловой. За день до смерти владыки Белова была у больного, причем его ноги были полусогнуты в суставах, болей при покойном положении не было, при попытке насильственно распрямить — резкая болезненность; стоять, а тем более ходить не в состоянии. И вот в ночь похорон владыки мальчик видит под утро сон: подходит к нему владыка и говорит:

— На, возьми мои ноги, они мне больше не нужны, а свои отдай мне.