Opus Dei. Археология службы

ℵ В 1934 году Макс Поленц, которому суждено будет стать одним из крупнейших исследователей Стои, публикует монографию с подзаголовком «De officiis» Цицерона и идеал жизни Панетия. Однако более важным, учитывая дату публикации, является выбор заглавия: Antikes Führertum[151]. Согласно Поленцу, главной интенцией цицероновского произведения было выработать теорию Führertum, политического вождизма как «служения народу в его целом [Dienst am Volksganzen]». «Цицерон, – пишет он, – был приверженцем идеалов эпохи Сципионов, он мечтал о вожде [Führer], о новом Сципионе, который благодаря авторитету своей личности мог бы вдохнуть новую жизнь в старую римскую конституцию и вернуть старые добрые времена… Эпоха libera res publica, когда политик мог управлять государством, опираясь исключительно на любовь и доверие народа, уже пришла к закату. Необходим был новый вождь [Führer], который авторитарной властью, пускай и все еще в старых формах, положит конец распрям между партиями. Сам Цицерон чувствовал, что признаваемый им идеал политического вождизма [das Führerideal] не был приспособлен к настоящему. В этом и состоит трагический характер De officiis» (Pohlenz, S. 146).

Как бы мы ни прочитывали очевидный параллелизм с ситуацией в Германии того времени, важнее то, что Поленц помещает officium в сферу теории политического управления. Officium есть Führertum, понятое как leitourgia, как служение народу.

6. В этой точке стратегия Цицерона становится более ясной: речь идет о том, чтобы между моралью и правом определить сферу officium как такого места, где вопрос стоит о подлинно человеческой способности управлять собственной жизнью и жизнью других. Но двусмысленность этой стратегии, которая, по крайней мере отчасти, объясняет ее влияние на средневековую и современную этику, заключается в том, что параллельно с определением этой сферы происходит переосмысление в свете officium той сущностно важной части античной этики, какую представляла собой теория добродетелей/доблестей. И действительно, с самого начала фиксируя четыре локуса honestum, Цицерон утверждает, что из каждого из них возникает определенный род officia (certa officiorum genera nascuntur: Об обязанностях, 1, 15–18); но эти officia по ходу трактата оказываются настолько тесно переплетенными с соответствующими добродетелями, что их невозможно отличить от последних. В этом смысле De officiis действительно является трактатом о добродетелях: помимо того, что первая книга по сути представляет собой анализ справедливости, благодеяния, великодушия и умеренности, в двух последующих книгах большое место отдано анализу щедрости и верности данному слову, а также определению добродетели в целом (ibid., 2, 18[152]). Если officium – это то, что делает жизнь людей управляемой, то добродетели суть диспозитив, позволяющий осуществлять это управление. И эта трактовка обязанностей как добродетелей и добродетелей как обязанностей представляет собой наиболее двусмысленное наследство, которое Цицерон в своем сочинении завещал христианскому Западу.

7. То, что три века спустя Амвросий, приступая к написанию текста, который представляет себя как трактат об этике священников, решил повторить не только заглавие, но также структуру и темы цицероновского сочинения, несомненно, может удивить. Текст и в самом деле от начала и до конца построен на постоянном параллелизме – и в то же время на столь же демонстративном, но едва ли по-настоящему осуществленном дистанцировании – со своей языческой моделью.