Opus Dei. Археология службы

Длинная преамбула, посвященная молчанию и артикулированная в виде скрупулезного мидраша к 38 Псалму (dixi: custodiam vias meas, ut non delinquam in lingua mea[153]), вне всяких сомнений служит тому, чтобы читатель мог подумать, что идея сочинения трактата родилась почти что случайно при размышлении о silendi patientia[154] и об opportunitas loquendi[155], о которых идет речь в стихе из Священного Писания («И вот, когда я размышлял над этим псалмом, мне пришло в голову написать об officia» – successit animo de officiis scribere, 1, 7, 23; Амвросий 4, с. 53), а не во время чтения цицероновского текста, прекрасно известного тем, кто, подобно Амвросию, пришел в священники из залов суда и публичной администрации (raptus de tribunalibus atque administrationis infulis ad sacerdotium: Об обязанностях, 1, 4; Амвросий 4, с. 37–39). Но на самом деле, следующее сразу за этим упоминание Панетия и Цицерона и намерение обратиться ко своим «сыновьям в Евангелии» такое же, с каким Цицерон обращался к своему сыну (sicut Tullius ad erudiendum filium, ita ego quoque ad vos informandos filios meos… quos in evangelio genui: Об обязанностях, 1, 7, 24[156]), ясно показывают, какова стратегия автора: речь идет о том, чтобы перенести понятие officium из мирской сферы философии в сферу христианской Церкви. Для этой цели он вставляет небольшой этиологический[157] рассказ, согласно которому сочинение было написано по внушению Святого Духа. «Когда мы сегодня читали Евангелие, Святой Дух, словно побуждая нас к написанию [quasi adhortaretur ad scribendum], указал такое прочтение, благодаря которому мы убедились, что и мы можем говорить об «обязанности» [qua confirmaremur etiam in nobis officium dici posse]» (там же, 1, 8, 25; Амвросий 4, с. 53, перевод изменен). Не случайно, что отрывок, о котором идет речь, это латинская версия Лк. 1:23, одно из двух мест в Евангелии, где, как мы видели, употребляется слово leitourgia: ut impleti sunt dies officii eius[158] (по поводу священнических функций Захарии). «Итак, – заключает Амвросий, – согласно прочитанному [в Писании], мы можем говорить об officium» (это «мы можем» после призыва Святого Духа звучит, скорее, как «мы должны»).

И он тут же добавляет, что не только Священное Писание, но и разум свидетельствует о том, что христиане могут использовать этот термин, – если верно, в соответствии с этимологией, которую Амвросий заимствует у Элия Доната, что officium происходит от efficere (quandoquidem officium ab efficiendo dictum: там же, 1, 8, 26). Эта этимология будет пользоваться популярностью у христианских авторов от Исидора до Сикарда и Дюрана, которые будут повторять ее, добавляя тавтологическую (паронимическую) формулировку quia unusquisque debet efficere suum officium (что означает, скорее, не «каждый обязан исполнять свой долг», но «каждый должен сделать действительным свое социальное положение»).

Таким образом, с самого начала обозначаются как нечто само собой разумеющееся три принципиальных пункта стратегии Амвросия: 1) понятие officium переносится в Церковь и христианизируется; 2) officium служит переводом для leitourgia, а не только для kathēkon; 3) оно указывает на сферу дельности, которую Амвросий, как мы видели (см. выше, с. 85–87), считает присущей именно христианскому таинству.

8. Точно так же, как и ее цицероновский образец, неорганичный и «импровизированный» характер которого подчеркивали ученые (Testard, p. 14), книга Амвросия казалась читателям Нового времени несвязной, повторяющейся и, прежде всего, лишенной оригинальности. Но на самом деле, калькирование, часто рабски следующее за цицероновским текстом, и недостаток оригинальности перестанут удивлять, если мы поймем, что они совершенно функциональны для цели, которую ставит перед собой Амвросий, как раз и заключающейся во введении понятия officium в Церковь. Именно поэтому он может пунктуально следовать цицероновской аргументации, тем не менее всякий раз заменяя языческие exempla примерами из Священного Писания. Эпизодам римской и греческой истории здесь соответствуют перипетии иудейской истории; Авраам, Моисей, Соломон и Иаков занимают в аргументации место Аттилия Регула, Катона, Помпея, Сципиона, Филиппа Македонского и Тиберия Гракха.