Opus Dei. Археология службы

Уже во вступлении целью трактата объявляется не теоретический анализ сущности religio, но практическое и юридическое изложение debitum, о котором в religio идет речь. Подобно тому, как божественная мудрость не ограничивается тем, что просвещает ум познанием, но также задает норму для воли, теология заслуживала бы куда меньшей хвалы, если бы она ограничивалась просвещением ума, но не направляла нравы (si mentem illustraret, non mores dirigeret). «По этой причине, – заключает Суарес, – я не мог более откладывать объяснение того, что учит нас поклонению, которое мы должны Богу [quae nos Deo debitum cultum edocerent]» (Suárez, p. 1).

Поэтому к цитатам из Исидора и Августина, на чьи этимологии термина religio ссылался Фома, Суарес добавляет цитату из Лактанция, в центре которой находится юридическое понятие vinculum[219], обязывающее человека Богу (religionem dictam esse ab illo vinculo naturali, quo Deo obligamur[220]). Следующее за этим определение религии прочно соединяет долг и хабитус в идее добродетели, которая в то же самое время является officium: «Поэтому представляется, что слово „религия“ можно истолковать правильно; ибо, поскольку разумная тварь привязана [ligata sit] естественным долгом и заложенной в ней предрасположенностью к почитанию своего единственного создателя, она заново связывается [religatur] добровольным выбором и дополнительной склонностью хабитуса. Поэтому добродетель, исполняющая это officium, может называться religio» (ibid., p. 5).

Благодаря этому совпадению добродетели и долга термину debitum в последующих главах может быть придан статус «определения и формального объекта» (ratio et obiectum formale) религии. В самом деле, religio как добродетель определяется не просто тем фактом, что Богу через нее воздаются слава и почести, но тем, что они воздаются исключительно как нечто должное: «дело справедливости воздавать должное; религия же есть владычествующая часть [pars potestativa] справедливости… следовательно, прославление и поклонение Богу имеют место в религии в качестве долга Ему и никак иначе» [honor et cultus Dei non cadit in religione, nisi ut ei debitus] (ibid., p. 21). Поэтому против тех, кто отличает религиозный долг (который обязывает должника исключительно по причине совершенства и великолепия Бога) от юридического (который также проистекает из предписания закона), Суарес заявляет о подлинно юридической природе debitum religionis: «религия… воздает Богу поклонение, которое мы должны Ему по Его праву [iure proprio illi debitum], а посему долг, исполняемый ею, не является каким угодно нравственным долгом, но долгом в точном и юридическом смысле [non utcumque morale, sed proprium et legale]» (ibid., p. 22). В идее существа, полностью растворяющегося в долге, в обязанности быть, право и религия с необходимостью совпадают.

11. Два места в трактате Суареса представляют для нас особый интерес. В первом из них он уточняет юридическую природу связи, соединяющей в religio человека с Богом, используя термин «уважение» (reverentia – этим же словом Кант переведет в Метафизике нравов немецкий термин Achtung, обозначающий «не эмпирическое чувство», испытываемое человеком перед нравственным законом). Уважение не совпадает с повиновением, поскольку первое считается с превосходством лица (directe respicere personam excellentem), тогда как второе учитывает только исходящую от него конкретную норму (personae excellentis praeceptum: Suárez, p. 13). Если мы вспомним, что для Суареса религиозный долг носит юридический характер, то тем более необычной представляется тонкость, с какой он отличает уважение (которое должно проявлять, так сказать, по отношению к закону как таковому propter excellentiam[221], независимо от конкретного содержания его норм) от повиновения, связанного только с определенным нормативным содержанием. Религия – это такая добродетель, что соотносится с Богом посредством долга, происходящего не из нормы, но из уважения, которое вызывает закон как таковой – или, точнее, законодатель.