Opus Dei. Археология службы

Три отрывка, о которых идет речь (и особенно последние два из них), не содержат никакого отрицания существования Бога, зато в них дается радикальная формулировка пантеизма (omnia Iove plena esse[224], Апулей, De mundo, 24); упоминание же Вергилия отсылает к знаменитому spiritus intus alit, totamque infusa per artus / mens agitat molem et magno se corpore miscet[225]: Энеида, VI, 724–727). «Атеист» в философском дискурсе того времени означал не того, кто отрицает существование Бога, но того, кто отрицает божественное управление миром, то есть провидение. Именно в этом смысле Лейбниц мог писать о Спинозе, что «он был поистине атеистом, то есть никоим образом не допускал существование Провидения, которое наделяло бы благами и бедами по справедливости»[226]. Это значит, что, возможно, есть некая связь между критикой Спинозы и утверждением центральной роли officium для этики, которую нам теперь и необходимо исследовать.

13. В 1673 году Пуфендорф публикует De officio hominis et civis[227], где резюмирует выводы своего главного шедевра De iure naturae et gentium (1672), композиционно выстраивая их вокруг понятия officium, и вместе с тем реализует уже озвучивавшийся в письме Томазию проект этики, артикулированной в соответствии с долгом, а не с добродетелями. В книге 1672 года сфера этико-юридических феноменов была определена – в терминологии, напрямую позаимствованной у атеиста Спинозы – как сфера entia moralia, то есть как сфера тех «модусов», что добавляются к физическим сущностям, «чтобы направлять и умерять свободу волевых человеческих действий и придавать человеческой жизни порядок и приличие» (Pufendorf 2, S. 14). И подобно тому, как физические субстанции предполагают пространство, где они существуют и движутся, моральным сущностям соответствует «состояние» (status), в котором они «совершают свои действия и вызывают последствия». Действие моральных сущностей (особенно личностей) в сфере «состояния» определяется их imputativitas[228], то есть фактом, что они и вызванные ими последствия могут и должны быть вменены действующим. Обязательство, возникающее из этих действий, не совпадает с внешним принуждением, но пронизывает саму волю действующего, как нечто вроде внутренне присущего морального чувства (obligatio vero moraliter voluntatem afficiat et peculiari quasi sensu eandem intrinsece imbuat: ibid., p. 72), которое подталкивает его к тому, чтобы соответствовать предписанию нормы.