Очевидная цль вложеннаго природою въ человческое сердце инстинкта милосердія заключается въ установленіи близкой связи между людьми, въ особенности принадлежащими къ одному роду или семейству. Вызывая въ насъ участіе къ довольству и нуждамъ ближнихъ, этотъ инстинктъ побуждаетъ насъ помогать людямъ въ ихъ частныхъ бдствіяхъ, составляющихъ результатъ общихъ законовъ; такимъ образомъ онъ способствуетъ увеличенію всей суммы человческаго счастья. Но если чувство милосердія безотчетно, если степень кажущагося несчастья будетъ единственнымъ мриломъ нашей благотворительности, то она, очевидно, будетъ примняться исключительно къ профессіоналънымъ нищимъ, между тмъ какъ скромное несчастье, борющееся съ непобдимыми трудностями, но и въ нищет сохранившее любовь къ опрятности и благопристойному виду, будетъ оставлено въ пренебреженіи. Такимъ образомъ, мы окажемъ помощь тому, кто мене всего заслуживаетъ ея, мы станемъ поощрять тунеядство и дадимъ погибнуть человку дятельному и трудолюбивому, словомъ, мы пойдемъ совершенно наперекоръ стремлению природы и уменьшимъ сумму человческаго счастья. Впрочемъ, необходимо признать, что инстинктивное стремленіе къ благодянію проявляется съ меньшею силою, чмъ страсть, соединяющая оба пола; опытъ показываетъ, что вообще гораздо мене опасно отдаваться первому изъ этихъ побужденій, чмъ второму. Но, длая общій выводъ изъ указаній опыта и выведенныхъ изъ нихъ нравственныхъ правилъ, трудно сказать что нибудь въ пользу того, кто безгранично предается одному изъ этихъ стремленій, чего нельзя было бы также сказать въ пользу того, кто отдается другому. Об эти страсти одинаково естественны, каждая изъ нихъ возбуждается соотвтственнымъ образомъ, и насъ одинаково неодолимо влечегъ къ удовлетворенію той и другой. Разсматривая одну только нашу животную природу или допуская предположеніе, что послдствня нашихъ поступковъ, вытекающія изъ обоихъ побужденій, не могутъ быть предусмотрны, — намъ, конечно, ничего больше не остается, какъ слпо повиноваться инстинкту. Но, принявъ въ соображеніе то обстоятельство, что мы одарены разумомъ, мы тмъ самымъ устанавливаемъ для себя обязазанность предусматривать послдствія нашихъ поступковъ; а такъ какъ мы знаемъ, что эти послдствія иногда бываютъ гибельны для насъ или для нашихъ ближнихъ, то мы должны быть уврены, что слпое повиновеніе инстинкту недостойно насъ, или, другими словами, несогласно съ волею Бога. Въ качеств нравственныхъ существъ мы обязаны подавлять наши страсти, насколько это необходимо для того, чтобы он не приняли порочнаго направленія, а также тщательно взвшивать послдствія нашихъ естественныхъ склоностей и постоянно подчинять ихъ великому закону всеобщей пользы для того, чтобы незамтно пріобрсти привычку удовлетворять эти склонности, никому не причиняя вреда. Въ этомъ, очевидно, заключается средство для увеличенія суммы человческаго счастья, а, слдовательно, для исполненія воли Творца, по скольку это зависитъ отъ насъ.
И такъ, хотя польза и не можетъ вполн сдлаться побудительною причиною нашихъ поступковъ въ то время, когда мы находимся подъ вліяніемъ страсти, тмъ не мене она является единственнымъ средствомъ для разумнаго пониманія вещей. Она одна устанавливаетъ правильное отношеніе между нашими обязанностями и законами природы, а потому мы должны подчиняться ея внушеніямъ. Вс моралисты, требовавшіе подчиненія страстей разуму, основывали это требованіе на изложенныхъ мною принципахъ, независимо отъ того, въ какой степени эти принципы были имъ извстны и ясны. Я напоминаю эти истины для того, чтобы приложить ихъ къ направленію нашей обычной благотворительности. Если мы всегда будемъ имть въ виду великій законъ общей пользы, то наша благотворительность получить широкое приложеніе, нисколько не вредя той главной цли, которую мы должны преслдовать.
Одно изъ полезнйшихъ дйствій благотворительности заключается въ ея полезномъ вліяніи на самого благотворителя. Гораздо пріятне длать добро, чмъ получать его. Если-бы мы даже замтили, что благотворительность не приносить пользы тмъ лицамъ, которымъ мы ее оказываемъ, то тогда мы не могли-бы оправдать усилій, направляемыхъ къ тому, чтобы освободить наше сердце отъ чувства, которое побуждаетъ насъ оказывать благодяніе. Это чувство очищаетъ и возвышаетъ нашу собственную душу. Приложивъ-же въ настоящемъ случа законъ полезности, мы съ yдoвoльствіемъ замтимъ, что самый выгодный для бдныхъ способъ благотворительности есть именно тотъ, который боле всего способенъ усовершенствовать характеръ благотворителя.