Оранжевая собака из воздушных шаров. Дутые сенсации и подлинные шедевры: что и как на рынке современного искусства

Как же будет выглядеть оборонительный механизм саморегулирования? Один из вариантов: если искусство рассматривается как класс активов, то арт-консультанты должны проходить лицензирование, наподобие того, как это делают инвестиционные консультанты,  – правда, в какой форме должен будет проходит квалификационный экзамен, пока не очень понятно. Другой вариант  – справиться с информационной асимметрией путем открытия доступа к данным, которые сегодня контролируют дилеры и аукционные дома, влияющие на стоимость произведений искусства. Примером могут служить данные о том, сколько работ того или иного художника доступно на рынке. Контролируя такого рода информацию, инсайдеры получают явное преимущество.

Обозреватели рынка (и я в том числе) в 2010 году, к огромному своему удивлению, узнали, что Дэмиен Хёрст и его техническая команда изготовили 1700 картин из серии «Пятна» (кое-кто до сих пор считает, что цифра занижена). Как только эта информация была обнародована, аукционная цена на «Пятна» упала на треть, несмотря на заявление Хёрста, что он прекратил производить работы из этой серии. Роль здесь сыграли, конечно, и другие факторы  – так, пресс-атташе Хёрста сказала, что художник может в один прекрасный день переменить свое решение и произвести еще какое-то количество «Пятен». На конец 2016 года цены на «Пятна», созданные после 1984-го, так и не вернулись на прежний уровень; работы, выполненные с 1978 по 1984 год, в цене не потеряли.

Более неоднозначным шагом было бы раскрыть, что именно многие инсайдеры знают или думают, будто знают, о работах, предлагаемых на эксклюзивных вечерних торгах. Сюда войдут ответы на следующие вопросы (в порядке убывания вероятности получения этих ответов): во-первых, как была сформирована предварительная оценка? Предоставил ли аукционный дом гарантии (если да, он может согласиться на более низкую цену после проведения торгов)? Кто предложил гарантии  – третье лицо, коллекционер работ художника или консорциум инвесторов, заключивших партнерство с аукционным домом? Предлагали ли работу на продажу где-либо еще (дилер или частный дилер) в течение последнего года? В категории «это никогда не произойдет» будут вопросы типа: ниже какой резервной цены консигнант не захочет продавать? Какова гарантированная цена? Кто является консигнантом?

Чаще всего предлагается провести реформу таким образом, чтобы те, кто занимается перепродажей на вторичном рынке, раскрыли свои издержки, размеры комиссий и имена всех, кто получил какую-либо часть от этих комиссий. Многие дилеры и так уже это делают. Дилер из Лондона Пилар Ордовас сообщает покупателям, какую часть продажной цены составила ее комиссия. Обычно на это возражают, что за пределами финансового сектора ни от каких розничных продавцов не требуют, чтобы те сообщали размер торговой наценки.

Когда дилер или аукционный дом предлагают на продажу какое-то произведение, надо ли обязывать продавца, чтобы тот указал, высказывали ли когда-либо эксперты сомнения в подлинности работы или ее провенансе? Вспомним о нодлеровских подделках (см. двенадцатую главу), где мнения экспертов, усомнившихся в подлинности отдельных работ, были обнародованы лишь в ходе судебного разбирательства, иногда десять лет спустя после того, как они могли пригодиться потенциальным покупателям. Должен ли архив всех экспертных заключений о подлинности быть доступен  – скажем, в режиме онлайн, и должен ли он подразумевать возможность посмотреть, какой квалификацией обладает автор каждого такого заключения? Эксперты могут не захотеть, чтобы люди знали, кто именно объявил произведение фальшивкой, из страха оказаться жертвой иска, но отсутствие доступа к их заключениям позволяет продавать и перепродавать подделки. В Нью-Йорке недавно предложили ввести закон, призванный защитить экспертов от исков,  – он, наверное, мог бы помочь.

На аукционные цены влияют и другие действия. Сложную роль на рынке играют музеи. Когда музей организует большую ретроспективную выставку художника, как этого художника выбирают? Принимал ли дилер участие в расходах по организации выставки? Играл ли этот дилер какую-то роль в выборе работ для экспонирования? Существует ли правовое обязательство, по которому работы, экспонируемые на выставке, не будут выставлены на торги или проданы частным образом в течение какого-то времени после ретроспективы?

Два примера, когда музейные выставки используются как демонстрация товара на продажу,  – выставки коллекции Чарльза Саатчи в Королевской академии искусств в Лондоне. Первая выставка, «Сенсация» 1997 года, была впоследствии показана в Бруклинском музее. Вторая  – «Америка сегодня» 2007 года. В обоих случаях Саатчи понес часть расходов и выбирал, какие работы будут выставлены, сам будучи владельцем многих из них. Пресса широко освещала подробности, связанные с обеими выставками, и рынок на них отреагировал. Далее последовали рыночные транзакции, подтвердившие свое согласие покупатели и Саатчи сделали свое дело.