Оранжевое облако

Чтобы оттолкнуть образ маленькой женщины, он заставлял себя думать о семье, о Маше. Между прочим, до этого ему никогда не приходило в голову анализировать свои отношения с Машей. В жизни как-то сложилось само собой: встретились, понравились друг другу, поженились. Шли годы, все было хорошо и спокойно. Маша считала его, как сама призналась однажды, будучи в игривом настроении, этаким сильным, немного упрямым бычком, способным отмахнуться от разных там переживаний, как от мух. Он встретил ее шутливую характеристику добродушным, басовитым хохотком.

А тут ворвалась в сердце боль, незнакомая Загорцеву, острая боль.

VIII

В небольшом и небогатом колхозе, где подкормка посевов проводилась впервые, летал над полем маленький «Ячок». Загрузка — до пятисот килограммов, экипаж — один человек. Подкармливали селитрой. С нею надо работать осторожно: сыпнешь больше нормы — сожжешь посевы. Проходя гон за гоном, Як-12 слегка припудривал озимый клин.

Председатель колхоза, сосед и приятель Богдюка, следил за маленьким, вертлявым самолетом безотрывно. Он ходил по меже, иногда зачерпывал горсть земли, разминая пальцами комья, сырые от селитры. Вид у него был человека, заплатившего немалые деньги за это новшество и желающего, чтобы все ему сделали, как следует.

Внезапный сильный порыв ветра отклонил хвост белесой пыли, тянувшийся за самолетиком. Пилот из кабины мог этого и не заметить. Во время следующего гона ветер рванул, как с цепи сорвавшийся. Белую пыль снесло в сторону. Она легла не на озимый клин, а на свекловичный участок.

— Куда ж ты сыпишь?! —закричал председатель, грозя самолету двумя кулаками.— Куда?

— Пошли дурака богу молиться…— сказал бригадир, стоявший рядом.

Вдвоем они взяли пилота в оборот, когда он сел. Правда, отошли в сторону. Колхозники, грузившие в самолет селитру, не слышали слов, лишь догадывались по энергичным жестам, что те трое ругаются.

А через день ошибка пилота проявилась, как на карточке: тонкие, нежные листочки свекловичных всходов увяли замертво. Сожгла их селитра. Вот тогда пилоту досталось. Набежало народу, бабы из свекловодческого звена кричали на парня в форменной фуражке, не стесняясь.

— Скорчились, бедненькие…— причитала одна из женщин. Она перебирала полегшие стебельки ласково, как волосы дитяти.— Пропали бурячки, чисто тебе пропали.

— Ах ты горе мое! — слышалось с другого конца.— Знать бы, лучше не связываться с той авиацией.

— Сжег бурячки, глаза ему залепило! Разве ему больно, разве он знает, сколько тут трудов положено?

— Он себе: фурык — и полетел…

Бабы готовы были вцепиться пилоту в чуб. Вместо пользы он причинил вред. Ко всему раздражал его вид: молодой, интеллигентный, с изящно повязанным галстучком.

Таких случаев раньше в эскадрильи не бывало — чтобы пилот ошибся при заходе на гон, не сделал своевременной поправки на усиливающийся ветер. За качество авиахимических работ пилоты «привозили» из колхозов, как правило, высокую оценку.

«Руководящий карандаш» Лобова выписывал на газете замысловатые вензеля. Из колхоза прислали жалобу на пилота, надо как-то на нее реагировать. А как? Пилот хороший, летает в эскадрильи четвертый год, производственные показатели у него неплохие. С другой стороны… наложил он пятно на всю эскадрилью. Не в одной потраве свекловичного участка дело, а главное в том, что колхозники начнут сомневаться в надежности авиахимработ. В колхозе, говорят, уже частушку сочинили насчет «крылатых помощников».

Начальник штаба перелистывал летную книжку пилота и негромко, но настойчиво докладывал Лобову:

— За месяц налетал сто пять часов, предпосылок никогда не имел… Комсомолец, правда уже в возрасте. Я думаю, товарищ командир, надо подойти внимательно. Человек стоящий.

На своем вращающемся кресле Лобов повернулся к начальнику штаба:

— Людей, которые бы ничего не стоили, нет. Что-то они стоят. Но недостатков у этого пилота еще много. Поняли вы?

— Ясно, товарищ командир.

Вычертив на газете прямую линию, «руководящий карандаш», брошенный в настольный стакан, встал среди других, обыкновенных карандашей, длинной пикой.

IX

Все лето Загорцев с Леней Ясеневичем были заняты на авиахимработах: прополка посевов, опрыскивание садов, борьба с нашествием долгоносика, совки, колорадского жука. Работали в разных колхозах — куда пошлют, а потом попали в «Красный партизан».

После обильных дождей, совсем лишних в пору уборки, установилась ясная погода. Дни стояли солнечные, безветренные.

В «Красном партизане» полным ходом шла уборка зерновых, но лежало нетронутым поле кормового люпина. Не взять его комбайном таким, как оно было теперь. Люпин созревает недружно: вперемешку с тяжелыми спелыми бобами лезут вверх цветущие побеги. Агроном говорит, что люпин обладает особенностью вторичного роста. Богдюку его рассуждения кажутся больно книжными, председатель хмуро глядит на люпиновое поле с огненно-желтыми очагами цветенья и сердито сплевывает.

— Дефолиация роданистым натрием ускоряет срок созревания люпина на две-три недели и дает прибавку урожая процентов на двадцать,— констатирует агроном.