Оранжевое облако

Нашлись в деревне и злые языки. Возле колодца, при большом сборе хозяек, одна сказала громко, нараспев, так, чтобы все слышали:

— Пилот и пилотка — то-то быстро снюхались.

XI

На западе небо прояснилось — будто приподнялся край исполинского серого занавеса. Над крышей аэропорта еще моросил замирающий дождик, а дальняя сторона поля уже сверкала под солнцем каплями-самоцветами.

— Наконец-то отдушина! — обрадовался наступающей погоде Лобов.

Сегодня он планировал слетать в «Красный партизан», синоптики обещали во второй половине дня прояснение, и вот — пожалуйста. Константин Иванович смахнул с вешалки свою кожаную куртку, надел фуражку с крылатой кокардой лихо-набекрень. Хороший полетик предвидится, не терпится старому пилотяге вырваться в воздух.

Поздновато, правда: начало пятого.

— Штурман, когда у нас наступление темноты?

Тихо зашипел селектор, переключенный на прием:

— Девятнадцать тридцать, товарищ командир.

Лобов прикинул в уме: осталось три часа светлого времени, сорок минут туда, сорок назад, там часок побыть с экипажем — хватит. Перед тем, как выйти из кабинета, он постоял с минуту: не забыл ли чего? Собираясь в полет, не любил Константин Иванович возвращаться.

«Может быть, захватить с собой Загорцеву? Давненько с мужем не видалась»,— подумал Лобов.

Позвонил.

— Марина Васильевна? Здравствуйте. Не хотите ли проведать своего благоверного? Сейчас лечу в «Красный партизан».

— Правда?! — вскрикнула Маша. Лобов отнял трубку от уха, резанувшую его этим возгласом.— Константин Иванович, очень хочу!

— Жду вас на аэродроме. Только поторопитесь.

Мужнина летная работа, мужнины командировки по месяцу и больше всегда были вне поля зрения Маши...

И разве она, молодая женщина, могла относиться ко всему этому совершенно спокойно? Пристально вглядываясь в мужа, она, может быть, и не заметила ничего, но сердцем почувствовала, что из «Красного партизана» он в прошлый раз вернулся каким-то не таким. Собиралась съездить туда. И вдруг — предложение Лобова. Вот почему она так закричала в телефонную трубку.

Маша прикатила на такси через пятнадцать минут. Запыхавшаяся, плащ через руку, но волосы искусно причесаны и губы напомажены.

«Женщина никогда не упустит своего главного,— усмехнулся про себя Лобов.— На пожар побежит и то красоту наведет».

Вместе шли к самолету, огибая лужи на рулежной дорожке.

— Вы предупредили его? Он знает? — спросила Маша.

— Ничего не знает. Внезапно нагрянем,— Лобов сощурил глаза в улыбке.

— Ну, ну…

Маша тщательно пыталась скрыть свой восторг, жажду встречи с мужем. И… тревожное предчувствие.

В полете она пристально смотрела вперед, отыскивая где-то на горизонте хатки села. Как он выглядит, этот «Красный партизан», она не знала.

Лобов прокричал ей, пересиливая шум мотора:

— Будем соблюдать фактор внезапности, подойдем скрытно!

Маша кивнула головой.

На войне Лобов часто летал к партизанам. Пробирался на тихоходном, безоружном ПО-2 через линию фронта, ловко увертывался от «мессеров», которые могли его сбить просто играючи, обходил вражеские позиции, откуда мог стрельнуть автоматчик, тоже способный продырявить «рус-фанеру». К лесной поляне, обозначенной тремя кострами, надо было подходить с приглушенным мотором, дабы не выдать противнику партизанскую стоянку. Лобов привозил взрывчатку и медикаменты, доставлял полмешка писем — самый дорогой подарок лесным жителям. От них брал двух тяжелораненых. Бойцов укладывали в фюзеляж между рамами-шпангоутами и расчалками, прикрывали сверху гаргротом, похожим на крышку гроба. Они лежали в темноте, над их головами ерзали туда-сюда тросы управления рулями, порой самолет делал скачок в сторону, как дворняга, которую пнули сапогом. Внезапные рывки причиняли раненым тяжкие страдания, и они ругали летчика последними словами. Лобов не слышал. Он вел свою воздушную бричку, маневрируя между жизнью и смертью…

Бывали дела.

К посадочной площадке «Красного партизана» Лобов подлетел со стороны леса. Снижаясь, приглушил мотор. Вряд ли в деревне могли заметить маленький «Ячок», подкравшийся так внезапно, тем более, что вскоре после дождя никто его не ждал.

Легкий толчок в момент приземления, короткая пробежка. В наступившей тишине звонким и сильным показался Маше тенорок Лобова. Смеясь, он выразил неудовольствие по поводу «плохо организованной встречи».

— Вместо того чтобы выстроить экипаж и самому встать на правом фланге с букетом цветов, ваш благоверный отлеживает бока в гостинице. Куда это годится, Марина Васильевна? Я бы на вашем месте…

Взглянув на свою спутницу, Лобов осекся: Маша вдруг побледнела, как-то сникла, лишившись всегдашней своей горделивой осанки. «Что с нею?» — недоумевал Лобов. А Машу поразили тишина и пустота, царившие на площадке. На деревенской улице тоже безлюдно. Как вымерло все. Непонятная тревога овладела всем Машиным существом, она сжалась, растерянно оглядываясь по сторонам в предчувствии какой-то беды.

— Пойдемте искать наших, они ведь не знают, что мы прилетели,— сказал Лобов, желая успокоить Машу.