Орда (Тетралогия)

— Хочет видеть — приеду. Сейчас и отправимся, вот только арьку допьём. Эй, Ичене-Куам, тащи ещё баклажку!

— А может, лучше с собой взять? — несмело предложил Эрдэнэт, вызвав явное неудовольствие сопровождавших его воинов.

— И с собой возьмём тоже! — Баурджин успокоил не столько посланца, сколько его свиту. — Веселей ехать будет — путь-то не очень близкий.

Воины обрадованно переглянулись.

— Могу я взять с собой кого-нибудь из своих верных людей? — тут же осведомился молодой нойон.

Посланник задумчиво зашмыгал носом:

— Думаю, можешь. Но — только одного. Самого верного.

— Вы пейте, — улыбнулся Баурджин. — А я пойду пошлю слуг — позвать.

Выйдя из гэра, нойон задумался, глядя, как играют в пыли полуголые дети. Кого позвать-то? Кооршака? Юмала? Те, конечно, парняги здоровущие, опытные бойцы — тут уж ничего не скажешь. Но всё ж таки — простоватые, в чём-то даже наивные, а задание — Баурджин подозревал — будет далеко не простым. Нет, Кооршак с Юмалом не подойдут, тут не саблей махать, тут мозги требуются. Эх, был бы поблизости побратим — Кэзгерул Красный Пояс, с помощью Темучина вернувший себе ханский престол в одном из татарских племён. Далеко теперь Кэзгерул, даже в гости ездит редко, всё больше передаёт поклоны через знакомых торговцев. Жаль… Нойон улыбнулся, вспомнив друга. Смелый, чётный и умный — редкостное сочетание качеств. И вовсе не похож на татарина, скорее — найман или уйгур: длинные пепельные волосы, тёмно-голубые глаза. Старшая жена его, Курукче, — из одного рода с Джэгэль-Эхэ. Подружки-соперницы… Эх, Кэзгерул, Кэзгерул… Когда ж они виделись-то в последний раз? Год прошёл? Два? Когда родилась Жаргал? Год назад… Да, ровно год. Вот тогда и приезжал побратим.

Из новых кого взять? Молодые воины в кочевье Баурджина имелись — человек с полсотни, но вот беда, толком-то их нойон и не знал, не было случая сойтись с каждым поближе — даже на охоте. Простые пастухи-араты относились к Баурджину с почтением и страхом — ещё бы, человек самого Темучина!

Баурджин вздохнул. Юмал и Кооршак не подходят, Кэзгерул далеко… Кто остаётся? А остаётся Гамильдэ-Ичен! Что ж сразу-то он не вспомнился? А потому не вспомнился, что до сих пор Баурджин считал его как бы своим младшим братцем и соответственно относился. Пять лет назад, когда Дубов только объявился в здешних степях, Гамильдэ было тринадцать. Ребёнок. Пусть умный, пусть грамотный… А сейчас Гамильдэ-Ичен — уже не ребёнок, воин! Правда, воинское искусство не очень любит, все просится отпустить его к уйгурам — в монастыри за древними знаниями. А и отпустить — осенью, вот закончить с кочевьями… Да-да, осенью — когда можно чуть отдохнуть, расслабиться, подвести итоги многотрудного года. Недаром говорят — одна осень лучше трёх вёсен. Признаться, раньше, до того как попасть сюда, Дубов не считал скотоводов какими-то уж особенно умными людьми. Однако, возглавив род, быстро переменил своё мнение, столкнувшись со многими проблемами. Не такое это, оказывается, простое дело — пасти скот. Много чего надобно знать и уметь. Точно знать места кочевий — своих и соседей, — вести на дальние пастбища табуны, ориентируясь по солнцу и звёздам, вычислять даты и продолжительность природных явлений — первого снега, солнечных и лунных затмений, периода «девяти девяток» — самых холодных дней зимы, лечебные травы — не только себя лечить, но и скот.

Кочевники отличались повышенной любознательностью и почитали знания. Особенно этим выделялся как раз Гамильдэ-Ичен. Отпустить его, что ли, к уйгурам? Глядишь, астрономом станет или великим писателем — сказителем-улигерчи. Но это — потом, осенью, а до осени ещё много дел.

— Эй, Хартанчэг, — приняв решение, Баурджин подозвал чистящего лошадей мальчишку, — скачи на дальние пастбища, там, на самой высокой сопке найдёшь Гамильдэ-Ичена. Скажешь — пусть бросает все и срочно скачет сюда… Нет, уже не сюда — а к реке Керулен, в кочевье великого хана! Мы не быстро поедем — нагонит. Так… — Баурджин снова задумался — ему, как нойону, всё ж таки приходилось держать в голове массу хозяйственных дел. — Кроме Гамильдэ, на дальнем пастбище ещё трое пастухов. Мало! Ты, Хартанчэг, останешься с ними, четвёртым!

Ох, какой радостью вспыхнули при этих словах тёмные глаза мальчишки! Ему и было-то всего лет восемь… или десять…

— О нойон! — Паренёк поклонился. — Исполню все в точности! А могу я… — Он замялся.

— Можешь, — усмехнувшись, великодушно разрешил. — Можешь забежать в свой гэр и похвастать перед своими домашними. Только побыстрей, парень!

Юный Хартанчэг, поклонившись нойону до самой земли, бросился к гэру.

Слава Христородице, хоть не болит голова — кого за себя оставить. Джэгэль-Эхэ — человек опытный и надёжный. Нет, какое это всё-таки счастье — иметь надёжную и опытную во всех делах супругу. К тому же — такую красавицу!

Гамильдэ-Ичен нагнал всадников уже в конце пути. Тянулись кругом невысокие сопки, кое-где поросшие лиственницами, кедрами и берёзами, блестела под солнцем река, а далеко за ней синей стеною вставали Хантайские горы.