— Вырос как, не узнаешь! — Боорчу весело подмигнул юноше. — Ну, садись, Гамильдэ. Арьку пить будешь?
— Буду… Только не очень много.
— Э, парень! — шутливо погрозил пальцем вельможа. — В гостях воля не своя — сколько нальют, столько и выпьешь!
Баурджин знал, что Боорчу хоть и любил выпить, но не настолько, чтобы упасть, да и вообще — не столько пил, сколько прикидывался пьяным, и всё время был себе на уме, разыгрывая этакого гостеприимного барина. Вот и сейчас молодой князь замечал некие мелкие несуразности, вообще-то Боорчу не свойственные — уж если тот приглашал в гости, то уж арька лилась от души. А тут… Арька, конечно, присутствовала, но всего два кувшина — прямо-таки гомеопатическое количество для хозяина гэра. В основном подавали вино, вернее сказать, бражку из прошлогодних сушёных ягод — черники, голубики, малины. Вкусная, надо признать, была бражка — Баурджин с удовольствием выпил три пиалы, да и Гамильдэ-Ичен не отставал. И всё же этого было мало. Да и настоящего куражу не чувствовалось, а чувствовалось прямо противоположное — будто всё это: и арька, и вино, и гостеприимство Боорчу — пусть даже непоказное — исключительно ради дела. Интересно, что это будет за дело?
— Споем, Баурджин? — Боорчу потянулся к многострунному хуру — то же ещё, хурчи выискался. А ведь не запьянел, что ему два кувшина арьки — что слону дробина. Играет… В смысле, делает вид, что пьян — зачем? Для кого?
— Ай-ай-ай, ехал я лесо-о-о-м, — на редкость приятным баритоном — ничуть не пьяным — вельможа затянул уртын дуу — длинную дорожную песню. Оторвавшись от хура, махнул рукой:
— Подпевайте, парни!
То ли попросил, то ли приказал — поди пойми!
— Ехал сопками и долинами-и-и-и… — переглянувшись, запели гости. Песню эту они знали — популярная была песня, Баурджин-Дубов её именовал — «Скакал казак через долину». Мотивом было схоже.
— Ехал мимо реки-и-и-и… Золотой Онон, голубой Керулен!
В этот момент бесшумно приоткрылась дверь гэра, и быстро вошедший мужчина молча опустился на кошму рядом с хозяином:
— Хорошо поёте, парни!
— Темучин-гуай!!! — узнав, молодой нойон едва не подавился песней. Вскочил на ноги — поклониться, за ним — испуганный Гамильдэ-Ичен.
— Сядь, Баурджин, — негромко приказал Чингисхан. Желтовато-зелёные — тигриные или рысьи — глаза его смотрели настороженно и жёстко, узенькая рыжеватая бородка делала монгольского повелителя похожим на Мефистофеля из оперетты «Фауст», которую Дубов с женой смотрели в первый послевоенный год в одном из московских театров. Именно оперетту, а не оперу. Оперы Дубов не очень-то любил за излишнюю пафосность и помпезность.
Дождавшись, когда все усядутся, Темучин подозрительно посмотрел на Гамильдэ-Ичена.
— Это мой человек, — поспешил напомнить нойон. — Самый верный и преданный. Если разрешишь, я хотел бы взять его…
— Возьмёшь, — Темучин усмехнулся. — Боорчу, нас здесь никто не…
— Никто, Великий хан! Ручаюсь! — Боорчу был собран и деловит. Какой там пьяница!
— Тогда слушай, Баурджин-нойон, — негромко начал хан. — Ты знаешь, кто такой Джамуха?
— Слышал, — Баурджин кивнул. — Вот, от уважаемого Боорчу и слышал.
Темучин с горечью скривил губы:
— Бывший мой друг… и предатель. Мне стало известно — он собирает войска далеко на севере. Меркиты, тайджиуты, часть найманов и прочие. Ты не похож ни на одного из них, Баурджин, и — вместе с этим — похож на всех сразу. К тому ж ты — уж не обижайся — чужак, изгой, обязанный мне своим нынешним положением…
— О, великий хан, моя благодарность…
— …которое ещё более укрепится. И вообще, — Темучин вдруг совсем по-мальчишески хохотнул, — не перебивай хана! А этот твой парень… как его?
— Гамильдэ-Ичен, великий хан.
— …кажется, запьянел. Боорчу, ты не перестарался, часом?
— Какое там — перестарался? — искренне возмутился вельможа. — Всего-то две бортохи и выпили. Так, баловство одно.
— Однако парень-то вот-вот сомлеет. Баурджин, побей-ка его по щекам… Во-от… Уже и глаза открыл. Плесните-ка ему бражки… да и мне заодно.
Напившись, хан продолжал инструктаж. Честно говоря, Баурджин уже давно понял, что именно ему предстоит делать — выяснить конкретные планы Джамухи, что же ещё-то? Численность и состав войск, вооружение, командование, характер взаимоотношений меж родами и племенами — это, пожалуй, важнее всего, уж больно разношёрстная компания собралась под знамёнами инсургента. В этом, несомненно, его слабое место.
С разрешения хана молодой князь изложил все свои соображения.
— Ты верно меня понял, юртаджи, — выслушав, довольно кивнул Темучин. — Именно это я и хочу знать. Впрочем, не только это — и твои собственные соображения тоже. Я знаю, ты любишь свою красавицу жену, детей, род. Если Джамуха приведёт войска на юг… Война! Запылают кочевья, обезлюдеет степь, и лишь одни вороны будут кружить над трупами павших.
— Я сделаю все!
— Верю тебе, юртаджи!
— Юртаджи? — Баурджин недоуменно моргнул.
Вообще-то так именовали особую структуру управления войсками и разведкой, которую молодой нойон называл по-своему — генеральный штаб. Так было привычнее. Юртаджи — штаб и полководцы-беки, или «численники».