Поблагодарив, Баурджин уселся к очагу… и немедленно выпил. Отказываться, что ли? Медовое вино (вернее — брага) оказалось вкусным, хмельным, впрочем, в сон — в отличие от того же айрана — не тянуло, скорей, наоборот, прибавляло бодрости. Выпив, юноша поблагодарил, внимательно осматривая незнакомцев. Один из сидевших у очага, на вид лет тридцати или тридцати пяти, был одет в синий дээл с золочёным поясом, поверх которого небрежно накинул соболью шубу. Второй, в недешёвом хургане из ягнячьих шкур, выглядел чуть постарше… или у него просто было такое лицо. Судя по одёжке, оба — не простые люди, а третий, Кызгэ, вероятно, просто слуга.
— Ну? — тот, что в синем дээле, пристально взглянул на гостя. — Что ты нам скажешь?
Баурджин передёрнул плечами — а что ему говорить-то? Поблагодарить за вино и гостеприимство — так он уже поблагодарил. А незнакомец ведь явно чего-то хочет! Чего? И за кого они его приняли? За какого-то лесного охотника-мергена? И ведь до сих пор не представились!
Незнакомец в синем дээле вдруг улыбнулся, отчего суровое лицо его, вмиг изменившись, стало привлекательным и весёлым. Очень, очень обаятельная была улыбка, что и сказать! Даже глаза смеялись, зеленовато-жёлтые такие, тигриные…
— Выпей-ка ещё, мерген! Вижу, тебе понравилось наше вино.
— Очень понравилось, — охотно кивнул Баурджин. — С удовольствием выпью за ваше здоровье.
Юноша незаметно оглядел чашу — грязную, в саже. Похоже, её никогда не мыли, а значит, незнакомцы не христиане и не буддисты — язычники, поклонники небесного бога Тэнгри.
— Так что там Инанч-Бильгэ? — выпив за компанию с гостем, желтоглазый поставил чашу на кошму. — Эрхе-Хара к нему уже приехал?
— Приехал, — не стал скрывать Баурджин. А чего скрывать-то — ведь это все знают.
— Приехал?! — Желтоглазый с силой ударил себя по ляжкам и повернулся к соседу. — Ну? Что я тебе говорил, Джельмэ?! Догадываешься, зачем он явился?
— Ясно зачем, — Джельмэ наконец выдавил из себя пару слов. О, да он оказался достаточно молодым парнем!
— Эрхе-Хара приехал за воинами. Надо предупредить Тогрула. Или убить Эрхе-Хара!
Желтоглазый неожиданно расхохотался:
— О, нет, мой верный Джельмэ! Убивать Эрхе-Хара мы не будем. И предупреждать Тогрула — тоже.
Джельмэ вопросительно вскинул глаза:
— Как — не будем? Тогрул же…
— А так! Пусть Эрхе-Хара возьмёт у Инанч-Бильгэ воинов и спокойно делает своё дело. Как ты думаешь, к кому Тогрул обратится за помощью, а? Может, тебе подсказать?
Джельмэ рассмеялся:
— О, как ты мудр, повелитель!
Один Баурджин ничего толком не понимал, а впрочем, и не старался вникать в чужие беседы. Вообще, странные какие-то эти незнакомцы — сидят вон, смеются. Весельчаки!
— Пей, мерген. — Желтоглазый весело хлопнул юношу по плечу. — Ты принёс мне сегодня хорошую новость! На вот… — покопавшись за пазухой, он протянул Баурджину маленькую золотую пластинку с изображением кречета. — Носи! И помни, мерген, это не просто золото. Это пропуск в мои владения и охранная пайцза!
— В какие-какие владения?
— Впрочем, я и так не забуду. У тебя очень запоминающееся лицо, мерген. И светлая шевелюра. Необычно для сына степей.
Снаружи вдруг заржали кони.
— О! — Желтоглазый поднял палец. — Слышишь, Джельмэ? Явились! Охраннички, забодай их бык. Ну, пойдём, пора. Кызгэ, загаси очаг.
Желтоглазый повелитель и немногословный Джельмэ вышли из хижины, а следом за ними и Баурджин.
Юноша поспешно прикрыл ладонью глаза — в очистившемся от снеговых туч небе ярко сияло солнце. А вокруг, на поляне, гарцевал целый отряд монголов… или тайджиутов, или кого там ещё? Наверное, десятка три — все при саблях, с копьями, не говоря уже о луках.
— Так я, пожалуй, пойду? — отвязав лошадь от коновязи, обернулся Баурджин.
— Иди, мерген, — властно махнул рукой желтоглазый. — И помни, я ещё отплачу милостями за всё, что ты для меня сделал.
Юноша про себя усмехнулся — и что он такого сейчас сделал? Вот уж, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
Когда Баурджин вернулся к своим, уже вечерело. По всему краю озера горели костры — готовили к пиру дичину. Часть туш морозилась в прорубях или прямо в снегу, а часть, разрезанная на тоненькие ломтики-ремешки, вялилась на солнце. Увидев Баурджина, довольная молодёжь встретила его приветственными криками, словно вождя. Да он для них и был вождём, причём, что немаловажно, удачливым. И конечно же, возвращению побратима бурно обрадовался Кэзгерул.
— Ну, наконец-то, брат! — потёршись носом о щёку Баурджина, восклицал он. — А мы-то уж думали — куда ты запропастился?
— Там, в перемётной суме, мясо и голова оленя, — вспомнил юноша. — Надо достать.
— Достанут! — Кэзгерул засмеялся. — Не забывай, ты же теперь десятник. Посмотри только, с каким обожанием смотрят на тебя твои воины!
Воины… Если, конечно, их можно было так назвать. Повернувшись, Баурджин поспешно спрятал улыбку. Окинул взглядом своих.