Орден

Лев бросил читать и теперь рассматривал попадавшиеся в летописи фотографии. Вот одна. Трое на пляже, за ними видно море. Сильно пожилые мужчина и женщина и рядом с ними девушка лет шестнадцати. Мужику лет пятьдесят пять — шестьдесят. Высокий — это заметно даже на фото. Лицо… — Лев увеличил масштаб. — Лицо суровое, причем заметно, что суровость эта привычная, укоренившаяся, это его часть. Этот сфотографированный привык жить с таким суровым обликом. Явно, что бывший боксер: с этим покореженным от прежних ударов ликом, сплющенным носом, приметами бурного прошлого. Недалеко от него воткнутая в песок трость с массивным металлическим набалдашником. Женщина — явно его жена. Обычная домохозяйка, рядом с мужем привыкшая быть незаметной. Расплывшаяся, в глухом купальнике.

Лев увеличил масштаб еще больше, перевел изображение на девушку. В очках, маленькая, худая, но отчетливо похожая на высокого массивного отца возле нее. Не представляющая интереса. Ни в этой груди, ни в ногах, ни в других деталях ничего впечатляющего. Обычная семейная, хоть и стихийно снятая на пляже, фотография. Непонятно, кто они — никаких комментариев и пояснений не было.

В сторожке было совсем тихо. Даже слышно, как скрипит перо Эдуардыча. Тот что-то писал в своей амбарной книге.

— У них в семье еще сын был, — внезапно сказал Эдуардыч. Лев вдруг понял, что тот видит его и монитор в старинном каминном зеркале, висящим перед его столом.

— Возможно, он и снимал, — произнес Лев.

— Фамилия у них была странная, сразу не вспомнишь. Тот старший, с тростью был директором завода. Не помню, какого точно. С ними со всеми случилась обычная история.

— Какая?

— Они все умерли.

— Тогда отчего?

— Причина, как всегда, одна — от страха. Умирают, когда сильно боятся кого-то.

* * *

Лев все читал и читал, уже неотрывно, бесконечную летопись. Как будто кто-то специально зашифровал и спрятал в ней ответы. Сегодня Лев и Эдуардыч с утра, не выходя, сидели в сторожке. Здесь возникли и стойко держались сырость и холод. Маленький сторож почему-то в неожиданном головном уборе, краповом десантном берете. Молча, писал в своей летописи, а Лев все смотрел и смотрел на монитор.

— Ну вот, неожиданная находка, — вдруг сказал Лев. — Знаешь, какая фамилия у того старика со вчерашнего фотоснимка и всего его семейства? Набоко.

— Ну да, сейчас я вспомнил, — произнес Эдуардыч.

— И знаешь, где нашел?

— Догадался— рейдерский захват на заводе. Вот только что припомнил. Недаром многих лет свидетелем господь меня поставил. Старший Набоко директором хлебозавода номер два был. Угар перестройки — тогда такие уже красными директорами назывались. Новое время — родной завод директора Набоко быстро приватизировал под себя. Сына к себе пристроил — тот только что какой-то ВУЗ закончил. Я теперь свидетель получаюсь, только забывчивый при этом, память у меня плохая. Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой. — Эдуардыч замолчал. То ли задумался о чем-то, то ли что-то вспоминал. — Когда-то давно-давно Набоко обращался по поводу рейдерства, по поводу захвата своего завода к адвокату. А я тогда у того адвоката помощником служил, и такое было в жизни. Но дело быстро заглохло: все участник его почему-то вскоре поумирали. Ты, как я понял, по поводу этого рейдерства, конечно, говоришь?

— Ну да, есть сообщение про рейдерский захват. Номер 2. 53ЮА. Но тут про Набок еще в другом месте есть.

— Помню, был какой-то скандал с этим семейством. Говорили даже, что там кто-то кого-то убил. Так гласят их семейные предания. Хотя неизвестно кто в том семействе сохранился в целости. Орден пытался заняться этим. Гляди в летопись — там материалы по этому делу должны быть. Что-то мне говорит, что надо поинтересоваться этими Набоками. Чутье подсказывает.

* * *

Сколько же всего понаписано в этой летописи. Сколько успели наворотить в ордене. Два дня непрерывного смотрения в монитор. Вчера выяснилось имя директора хлебозавода. Сергей Сергеевич. И оказалось, что его жена была когда-то известной здесь в провинции балериной, известнейшей красавицей. Впрочем, вскоре после замужества быстро сошла на нет и ушла со сцены. Тогда балерины рано уходили на пенсию. Сейчас в этом городе, наверняка, не осталось людей, которые помнят о ее былом блеске.

«Все кругом танцуют. Все танцовщицы!» — пробормотал Лев вслух, хотя в сторожке никого не было. Со вчерашнего дня Эдуардыч куда-то пропал. Лев смотрел на фотографию семейства Набок. Незнакомые сначала, неявные, будто тени, они постепенно становились живыми. Эдуардыч даже говорил, что сам магистр вдруг заинтересовался ими и потребовал отправить ему это фото.

Лев сидел, от холода натянув джемпер на голову, будто капюшон. В сторожке послышался звонок — ожил мобильный телефон.

— Ты на месте, в сторожке? — послышался голос Эдуардыча. — Сиди пока там, сейчас я с Леоном подойду. Он кое-какие сведения нарыл.

— А я нашел в анналах имя этого директора хлебозавода. Сергей Сергеевич. Легко запомнить, хоть много времени прошло. Похоже, у тебя действительно никакой памяти.

— Ладно, ожидай!