Когда Элизабет открыла конверт, то едва сдержала удивленный возглас. В этом конверте лежало больше денег, чем она заработала за всю жизнь! Ей даже не удалось сосчитать все купюры: пальцы свело судорогой от одного прикосновения к деньгам. По крайней мере кое-что прояснилось: Изольда предусмотрела расходы на обстановку квартиры. Будто она доверила ей благоустройство недвижимости Ордена – какая ответственность! Тут хватит и на одежду – и самое время, подумала Элизабет, расправив коричневую юбку, которую носила со вчерашнего вечера. У нее теперь достаточно средств на всё, что только душе угодно!
Ее охватила дрожь, когда она сообразила, что этими деньгами можно оплатить любое количество билетов на поезд до Саутгемптона. Элизабет могла съездить к родителям, обнять их – сердце ее сжалось при одной только мысли об этом. Она закинула голову назад, стиснула зубы и повторила слова Изольды:
– Если я им всё расскажу, подвергну их опасности. Если я им всё расскажу, подвергну их опасности.
Элизабет поняла, что оказалась в ловушке. Между желанием и долгом. И эта мысль внезапно напомнила ей всё: собственную смерть, гибель Уорда, наверняка до сих пор оплакивающих ее родителей, их лица на кладбище, смерть стариков на вечере у мистера Фокса…
Ее мир перевернулся, а сама Элизабет принадлежала теперь теням. Она находилась среди мертвых. Буквально. До сих пор стремительно сменявшиеся события отвлекали ее от подобных раздумий. Но теперь она осталась одна, ничего более не происходило, и ее собственные мысли стали главными ее врагами. Элизабет попыталась замедлить бешеное сердцебиение. Девушка глубоко вдохнула и присела в углу комнаты. Она не хотела гулять. И есть. Ей не хотелось ничего – только привести мысли в порядок.
Она так и просидела до тех пор, пока не стемнело.
Когда же наступила ночь, Элизабет была без сил и, вдобавок ко всем ее мучениям, не могла уснуть. В лучшем случае ей удавалось задремать, но, как только на улице раздавался стук копыт, кто-нибудь входил или выходил из здания, она тут же просыпалась.
В очередной раз разбуженная двумя мужчинами, которые что-то громко обсуждали под окнами посреди ночи, Элизабет подбежала к окну, чтобы выразить свое недовольство. Однако, открыв окно, она заметила, что мужчины разговаривали практически шепотом. А самым странным оказалось то, что, несмотря на глухую ночь, девушка различала каждую деталь их внешнего вида: у одного была дыра на рукаве, а у другого прыщик над скулой. Элизабет заметила даже светящиеся крысиные глазки, наблюдающие за собеседниками из водосточной трубы в пятидесяти метрах от них. Причем девушка слышала мужчин так отчетливо, что ей казалось, будто они кричат. И никогда еще ее зрение не было столь острым.
Элизабет вспомнила слова Изольды о том, что ее тело потеряет последние признаки смертности, а чувства станут такими же, как и у других Возвращенных. Она принюхалась и почувствовала не только типичный запах Лондона – эту своеобразную, неприятную большинству иностранцев вонь, – но и аромат одеколона обоих стоявших перед домом мужчин. Причем запах каждого из них девушка ощутила через окно расположенной на пятом этаже квартиры. Может быть, поэтому Тёрнер решил стать парфюмером?
Элизабет позабыла об усталости. Везде, куда только падал ее взгляд, она различала мельчайшие детали: треснувшую черепицу на крыше, усики стремящегося на свет фонаря мотылька, полет совы, ринувшейся к своей добыче в Баттерси-парке… Элизабет слышала каждый звук, чувствовала каждый запах, как никогда. Она провела пальцами по оконной раме и ощутила каждую шероховатость, буквально до мельчайшей впивающейся деревянной занозы… Однако ее восторг быстро испарился: очарование первых открытий прошло, когда Элизабет поняла, что ей теперь придется как-то привыкать к новым чувствам, чтобы уснуть или даже подумать. Кроме того, ей несколько раз показалось, что откуда-то доносится запах гнили. Запах смерти.
На следующий день Элизабет приготовилась к визиту одного из членов Ордена: она предположила, что Изольда пошлет кого-нибудь нарушить затянувшееся одиночество девушки. Может, и сам Тёрнер к ней заглянет? Он уже вытащил однажды ее из могилы, неужели не спасет от одиночества?
Но никто не пришел.
Ни на второй день. Ни на третий. Элизабет ходила кругами по квартире, пытаясь, насколько это возможно, овладеть своими новыми чувствами. Время от времени девушка задавалась вопросом, какой может быть у нее обол, но эти размышления всегда прерывались каким-нибудь далеким звуком, который, казалось, раздавался у самого уха. Она отваживалась покинуть квартирку только для того, чтобы сбегать за продуктами в ближайшие магазины. Однако Элизабет совсем не хотелось пропустить визит кого-нибудь из Ордена, поэтому она быстро возвращалась обратно.
Четвертый день оказался решающим.