Комната, гдѣ стояли кровати Бенедикта и Леандра, была рядомъ съ спальней Никодима, а потому послѣдній и рѣшилъ провести эту ночь на постели отсутствующаго брата. Онъ раза два ночью вставалъ, подходилъ къ дверямъ спальни своей и прислушивался -- спитъ-ли Валли... Она спала, но сонъ ея былъ тревоженъ, она бредила. Никодимъ ясно слышалъ, какъ больная пробормотала что-то про орла.
-- Эге, знать, птицу-то эту и она видѣла, подумалъ старикъ,-- а вотъ теперь, съ испуга, во снѣ и бормочетъ о ней.
Рано утромъ, на другой день, Леандръ вышелъ изъ дома, не дождавшись даже завтрака. Онъ вообще не любилъ сидѣть долго на одномъ мѣстѣ, и на этотъ разъ только къ обѣду вернулся.
-- Ну, какъ она -- а? спросилъ онъ, переступивъ порогъ.
-- Да также все -- въ безпамятствѣ. Бредитъ; какіе-то люди все пугаютъ, ее, изловить ее хотятъ...
Леандръ поскребъ у себя за ухомъ и произнесъ:
-- Ну, стрѣлять значить и нельзя... Вообрази, орелъ-то опять на крышѣ -- а?!..
-- Н-ну? На крышѣ?
-- Сидитъ -- да! Выхожу это я утромъ -- смотрю: нѣтъ его. Улетѣлъ, думаю; поискать надо, и отправился на поиски, да битыхъ три часа понапрасну прорыскалъ. Подошелъ къ дому-то, гляжу -- а онъ сидитъ себѣ препокойно на томъ-же мѣстѣ!..
-- Хе! Человѣкъ суевѣрный, пожалуй, струсилъ-бы тутъ, замѣтилъ Никодимъ.
-- Какъ не струсить! Можно подумать, что ужъ не "блаженныя-ли дѣвы" это пошаливаютъ...
-- Здорово, братцы! раздался зычный, густой басъ -- и въ комнату вошелъ Бенедиктъ, средній изъ братьевъ, находившійся до сихъ поръ въ отлучкѣ.
-- А, вотъ и ты! Здравствуй! привѣтствовали его братья.-- Ну, какія новинки? Дѣло порѣшилъ?
-- Много порѣшишь -- какже! Въ земскомъ-то судѣ меня опять "препровождали" отъ Понтія къ Пилату и обратно, да все журавлей въ небѣ сулили. Нѣтъ, прежде чѣмъ добьемся мы сооруженія порядочной дороги -- пройдетъ три поколѣнія, и многимъ эцтальцамъ, однимъ словомъ -- и людямъ, и скоту, придется еще порядкомъ поломать шеи и ноги!
Бенедиктъ сердито сбросилъ котомку съ плечъ и усѣлся на скамью около печки.
-- Обѣдать-то скоро будемъ?
-- А вотъ сейчасъ, отозвался Никодимъ, который самъ занимался стряпней.
Притащивъ миску съ супомъ, онъ взялъ кружку, наполнилъ ее молокомъ и понесъ къ больной; Леандръ завистливо поглядѣлъ ему вслѣдъ.
Проголодавшійся Бенедиктъ исключительно занялся супомъ, а потому и не видѣлъ, что около него дѣлалось. Никодимъ не замѣшкался. Всѣ трое начали хлебать супъ, мѣрно, въ тактъ одинъ за другимъ опуская и поднимая ложки, что-бы каждому по-ровну досталось. Крестьянинъ за общимъ столомъ всегда ѣстъ такъ, молча. Ѣда для него -- дѣло важное, онъ какъ-бы совершаетъ тутъ торжественный актъ. Такъ какъ ложку приходится опускать по очереди, то ужъ лучше помалчивать,-- а то, разговорившись, какъ разъ дашь зѣвка въ пользу сосѣдней ложки.
Насытившись и чувствуя усталость, Бенедиктъ закурилъ трубку и растянулся на скамьѣ..
-- Ну, не слышалъ-ли чего новаго? Поразскажи намъ, что творится на бѣломъ свѣтѣ, обратился Леандръ къ брату, зная что иначе и слова отъ него не дождешься.
Бенедиктъ, держа трубку въ зубахъ, зѣвнулъ и процѣдилъ:
-- Ничего не слыхалъ.
Однако, помолчавъ съ минуту, проговорилъ:
-- Да вотъ, болтали, что у Штроммингера, богачато съ Солнечной площадки, дочь, по прозванью
-- О-хо! Да какъ же случилось-то? удивились Никодимъ и Леандръ.
-- Дѣвка эта, говорятъ, самая что ни на есть отчаянная, продолжалъ Бенедиктъ:-- отецъ-то принужденъ былъ отослать ее на Гохъ-Іохъ, потому ничего не могъ съ ней подѣлать. Ну, побыла она тамъ, домой вернулась -- и въ тотъ же день чуть было Гелльнера не убила, а потомъ дворъ подожгла.
-- Ахъ, Боже мой!
-- Ну, послѣ такого дѣла, конечно, тягу дала и стала скитаться по окрестностямъ. Въ Вентѣ, говорятъ, вчера была, совалась то къ одной, то къ другой двери, все работы искала... Да кто такую согласится въ домъ къ себѣ впустить? Мало этого: носится она повсюду съ большущимъ орломъ -- сама, видите-ли, изловила его и воспитала! Мѣста ищетъ и желаетъ, чтобы и орла вмѣстѣ съ нею приняли... Нечего и говорить, что всякій тутъ дверь захлопнетъ передъ такой наймичкой.
Никодимъ посмотрѣлъ на Леандра -- тотъ совсѣмъ покраснѣлъ.
-- Ну, благодарю за разсказъ, заговорилъ старшій брать,-- теперь мнѣ извѣстно, кто лежитъ-то у насъ! На крышкѣ -- орелъ... Она цѣлую ночь пробредила про орла... Такъ! Чудесно!... Въ домѣ нашемъ -- Орелъ-дѣвка.
Бенедиктъ быстро поднялся и воскликнулъ:
-- Что-что? Какъ?...
-- Не шуми-же такъ, остановилъ Леандръ брата:-- долго-ли встревожить бѣдняжку... больную!
Никодимъ разсказалъ какъ было дѣло, какъ Леандръ нашелъ дѣвушку подъ снѣгомъ, еле-живую, и прибавилъ, что покуда она не поправится, не окрѣпнетъ -- отказать ей въ пріютѣ нельзя. Сердце у Бенедикта было таки довольно жестокое, и онъ сейчасъ-же подумалъ: дѣвка здорова, она просто притворяется больной; а братья, по слабости, расчувствовались и дались въ обманъ... Я-то поверну дѣло по своему...