Орест и сын

— Целую… целую не положено… — под тараканьими лапами плясало мелкое крошево. Он кидал в рот и перетирал голыми деснами. Губы лоснились от жира. Кадык дергался. Чибис слышал едкую вонь.

— Ну, еще чего принесли? Деду-то передать… А, внучки? — Таракан подмигнул довольным глазом.

— Пожрет — протрезвеет, — Инна шепнула Чибису и полезла в сумку.

Таракан ухватил буханку обеими руками. Крякнул, пытаясь разломить пополам:

— Круглый пло-охо… Корка жесткая, — он выдохнул. — С кирпичиками сподручнее…

— Давайте, я разрежу, — Инна взяла нож. Отрезала и протянула горбушку.

— Ну? — тараканьи пальцы ковырялись в мякише. — Чего ему там не хватает? На том-то свете: сала, мяса? А мы ему налепим!

— Не знаю, — Чибис ответил тихо. — Наверное, книг.

— Вообще-то запрещено, но покойникам — можно, — Таракан размял шарик и закинул в рот. Сглотнул, прислушиваясь. — Эх, бля, желчью пошла!

Пьяная поволока сходила с засаленных глаз. Он икнул и отложил пустую корку.

Инна отрезала новую горбушку.

Вырывая куски мякиша, Таракан закладывал в рот. После него оставались пустые корки.

— Расстреляли твоего деда, — покончив с хлебом, он откинулся на стуле.

— Но я… — Чибисовы глаза вспухли и стали красноватыми. — За что?.. Он же ученый, химик…

— И-и-и! — Таракан навалился на столешницу, приминая ее кулаками. — Ученый… Неученый. Власти, небось, виднее… Деду вашему еще повезло-о: внуки, вишь, остались… правнуки народятся…

Пустые хлебные корки покачивались у края стола. В них лежали человечки, невидные с Чибисова берега. Покачавшись на невской зыби, маленькие лодки тронулись к заливу. Обойный узор, похожий на водоросли, выстилал речное дно.

Чибис сжимал и разжимал пальцы:

— Есть… такое общество… Тайное… Или — было, я точно не знаю. Каменщики, хотели найти правду. Не только для себя — для всех…

— Тайное?.. — Таракан сморщился деловито. — Было. Расстреляли, — он махнул рукой.

— Всех? — Инна смотрела на пустую стену.

— Ну ясно, — Таракан подтвердил.

— А эти… которые на стене… И дед мой. Это они — каменщики?

— Кто ж его знает… — Таракан задумался. — Может, кого и в каменщики, а может, и так — лопатой махать. Строили мно-ого, — он тянул. — Все-ем хватало.

— А среди них… — Чибис потер взмокшие ладони, — среди них были мастера?

— Бригадиры, что ли? — Таракан переспросил понятливо. — Были, как же — не было… Нельзя без бригадиров…

Инна оттопырила большой палец и ткнула в стену:

— Куда вы их дели?

— В расход, — он осклабился довольно. — Спалил. Пустил красным петухом.

— Если это правда, — Инна заговорила тихо, — значит, вы можете показать мне пепел. Ну?!

Пахло хлебом и лежалой пылью.

— Врете вы всё, — она топнула ногой. — Спрятали и врете.

Уткнувшись в столешницу, Таракан молчал.

— Ах так! — Инна встала. — Тогда я сама. И ничего вы со мной не сделаете. Ты, — она обернулась к Чибису, — хотел быть свидетелем? Вот и будь.

Линялые штаны и рубахи валялись на полу. Покончив со шкафом, она взялась за буфет.

Буфет, стоявший по правой стенке, был огромный, как собор. Витые колонны, изрезанные виноградными листьями, опирались на мраморную полку. Инна распахивала дверцы: бутылки, заткнутые марлевыми пробками, бумажные пакеты, склянки из-под лекарств.

— Фу-у! — она открыла пакет и скривилась. — Жучки какие-то. Гадость… Ведро тащи, — приказала Чибису.

Он кинулся исполнять. Безобразный обыск, который она затеяла, превращался в обыкновенную уборку.

Крупа хрустела под ногами. Таракан прислушивался тревожно.

— Всё — на помойку, — она взялась за склянки. Забирая в горсть, швыряла в ведро. Пузырьки звякали. — Ну вот… — откинула выбившиеся пряди. — Можешь тащить.

Чибис взялся за дужку и поднял.

Таракан подобрался сбоку и навалился всей тяжестью. Ведро ударило об пол и звякнуло всеми склянками.

— Порежетесь, вы порежетесь… — Чибис шептал, цепляясь за тараканьи запястья. — Там же осколки…

Инна подошла и заглянула.

Тараканьи глаза сочились мольбой.

— В общем — так: мы оставим, потом выберете целые, — она обещала прямо в сочащиеся глаза. — Если вы ответите: куда делись фотографии? Сейчас, сию же минуту…

Таракан стоял на коленях:

— Старухе. Отдал старухе. Она не боится, — он кряхтел, силясь подняться.

Чибис отвернулся. Буфет, который они разорили, больше не походил на собор.

Таракан натянул шинель. Под серым сукном его плечи казались широкими.

— Пошли, — Инна отомкнула замок и вышла первой.

Раз, два, три! Дверь распахнулась с третьим ударом.

— К Ивановне, — Таракан сообщил веско.

Помедлив, страж дверей скрылся.

Таракан снял шинель и приблизился к мутному зеркалу. Пригладил волосы, провел руками по груди и неожиданно быстрым движением оправил заплатанную гимнастерку — перегнал складки на спину.

Синий занавес колыхнулся, едва они приблизились. С той стороны стояла старуха: оглядывая гостей, ломала складки в горсти.

— Здравствуйте… Мы… — Инна начала, но старуха пресекла взглядом.

Таракан вошел и уселся на стул. Бессильная голубоватость, будившая Чибисову жалость, исчезла. Тараканьи глаза стали серыми:

— Вот. Явились. Желают карточки глядеть.

Кажется, старуха не удивилась. Подойдя к шкафу, пошарила и вынула газетный сверток: