Орест и сын

Снаружи ударило в стену — глухо, как камнем. Собачий отрывистый лай полетел издалека. «Свет», — Инна прошептала одними губами. Ксения кинулась к выключателю. Свет мигнул и погас. «Прячемся». В углу, на топчане, бесформенная тряпичная куча. Инна раскидала и пихнула Ксению к стенке. «Дверь надо было… — под ветошью Ксения дышала с трудом. — А то — собаки…» Иннин острый локоть ударил в бок.

Пудовое шарканье раздалось под дверью. Распьянющий мужицкий зык лез в склеп.

«Он, Зарезка». — «Да тихо ты», — Инна цыкнула.

За стеной шевелилось, дрожало мелким дребезжанием. Потом стихло.

«Задрых, что ли?..» — Инна поднялась на локте. «А…!» — отхаркнулось грязным словом. Ксения съежилась.

— Фу-у-у! — чья-то рука подняла рогожу. — Керосином тянет. И тебя что ли тетка скоблила?

Инна следила сквозь тряпичную щелку.

Пьяная рука шарила по стене. Не поймав выключатель, он отвалился от косяка и шагнул вперед.

— Воняешь, брат, — фыркнул довольно. Из ангельской ниши шла сладковатая волна. — Птица вонючая! — он крутил носом брезгливо. — Тошнотворная тварь! — голос сбросил дурацкую зычность. — Кто тебя намазал? Кто тебя намазал? — он повторял тупо и монотонно. — Поверил, что вас будут судить святые? Это Он тебе сказал? Ну, и кто Он теперь, отвечай, падла! Да что ты можешь? Вонять, как Он? Сдохнуть и вонять! Это и я могу, — он поднес пальцы к носу. — Ну, ответь, — слова ворочались на зубах, — вывел или не вывел Он народ свой на погибель? Молчишь… — Плешивый взялся за голову. — Думаешь, все будет по-Его? Сколько их было — верных! Все-ех пустили в расход… Ты-то чем лучше? Думаешь, на руках понесут тебя и твоя голова не преткнется о камень? Может, и Его ноги не преткнулись? Или ты, — он поднялся на тяжелых ногах, — снова отвалишь камни и он пойдет, не хромая? На культяпых ногах с ощипанным поводырем?..

Сжимаясь изо всех сил, лишь бы не заплакать, Ксения дрожала под тряпками.

Ухватившись за ангельскую голову, Плешивый кряхтел и корчился, силясь раскачать:

— Сейча-ас… я тебя выверну… узнаешь, как расшибаются ангельские… безмозглые…

Из-за мужичьих плеч поднимались острые ангельские крылья. Инна отбросила тряпки и кинулась на Плешивого. Он взвизгнул и припал к лежаку.

— Девка! — он смотрел ошалело. — Две девки! — ощерилась бессмысленная улыбка. — Сказились, что ли? — Зарезка зажмурился и принялся тереть щеки. Пьяная поволока заливала глаза. — Вернулась? — он смотрел на Ксению.

— Мы от собак… Спрятались. Вы же сами говорили: к вечеру выпускают.

— Выпускают, — он подтвердил важно. Глаза пустели, словно их затягивало бельмами.

Ксеньин голос стал тверже:

— Это Инна, моя подруга. Мы пришли, чтобы посмотреть статую.

— Этого? — он кивнул на ангела.

— Нет, — Ксения ткнула пальцем в стену.

— Исуса, значит… — Зарезкин подбородок отвердел. — А деньги у нее есть?

— Какие деньги? — Инна подала голос.

— За экскурсию, — грубая издевка кривила рот.

— И сколько это стоит?

— По гостю и цена, — он сел на лежак, прямо в развороченную кучу. — С нее вон, — кивнул на Ксению, — двугривенный взял, а с тебя, — оглядел, — с птицы такой, — Плешивый пошевелил пальцами, словно ощупывал монеты, — будет рупь, — хохотнул, причмокивая.

— Я дам десять.

Зарезка заглох, как захлебнулся.

— Три за экскурсию, а остальное… Вы его больше не тронете.

— Заступница объявилась? Сестрица, блядь… Повезло ощипанному! Ладно, — он оглядел щуплые крылья.

Инна поймала Ксеньин взгляд:

— И за того тоже, — она ткнула пальцем в стену.

— За обоих значит? За двух? По три пийсят? А? Добавить бы надо — чтоб на две уж бутылки. Может, еще кого присмотришь? Тут этого добра!..

Инна порылась в кармане:

— Вот, — достала и протянула Плешивому. — Три рубля. Остальное — завтра.

— Ты, жучка, гляди! Ежели что, обоих их разотру, — Плешивый спрятал деньги. — Ладно, пошли. На три рубля до завтра доживут, а дальше — еще посмотрим…

Пьяные ноги переваливались по-утиному.

— Беда! Как сумерки, совсем видеть перестал — не иначе, глаза надуло, — он остановился и растер кулаками. — Значит, — Зарезкин голос зудел мирно, — обоих пожалела? Знаем мы вашу жалость! К вам придешь на ногах — отправите на дровня́х!

Впереди между крестами темнела бронзовая фигура.

Плешивый забежал вперед:

— Исус Христос, Сын Божий, — он начал представление. — Между прочим, с ним случилась страшная, кровавая история, но я его спас…

— Знаю. Ноги перерезало, — Инна прервала.

— Ага, разбойникам, — Зарезка заюлил. — Очень поучительная история, особенно для молодого поколения… А не хошь, другую могу. Из своей жизни. У меня этих историй!..

— Не надо, — Инна обрезала.

— Он облако зажигать умеет, огненное, из керосина, — Ксения заступилась.

— А ну-ка, — Инна говорила совершенно серьезно.

— Для вас, да за ваши денежки… — он развел руками. — Только керосинчику нету.

— У нас есть, — Ксения пошарила в кармане и достала пузырек.

Плешивый схватил с готовностью.

— Беленькой разжился? — раздался грубый голос.

— Да какая беленькая! — Плешивый снова заюлил и скукожился. — Гостей вот встречаю, керосинчик это. Девки просят огоньком дыхнуть.