Оркестр меньшинств

Осебурува, если человек слишком долго обитает в области катастрофы, ставшей для него полем возмездия, он может наступить на что-нибудь – клинок какого-нибудь оружия, что угодно – и поранить себя. Потому что эта область представляет собой свалку, заполненную всякими вещами, и человек не всегда знает, что может там обнаружиться[112]. И я должен сказать: мой хозяин наступил там на что-то, на этой свалке, и поранил себе ногу. Ему стало стыдно за то, что он сделал с Джамике. Он теперь не сомневался: Джамике знал, что́ в бутылке, но не пошел на попятную – все равно выпил ее содержимое. Почему он ничего не сказал? Из страха? Из уважения? Как бы то ни было, моего хозяина сильно встревожило, что человек, все зная и понимая, пьет мочу другого человека, какие бы поступки ни совершал этот первый человек в прошлом. Мой хозяин решил, что на этом его месть закончится. То, что сделал Джамике, представляло собой высшую степень раскаяния, достаточную, чтобы заплатить за утрату им любимой женщины, за совершенное над ним насилие и потерю отцовского дома. Он сказал себе, что никогда больше не тронет Джамике и пальцем.

А потому, чтобы никак не навредить Джамике, он перестанет с ним встречаться. Агуджиебе, если, например, он будет вспоминать происшествие в тюрьме, или избиение в доме Фионы, или что-то другое, вызывавшее у него бешеную ярость, а Джамике не будет поблизости, он просто выпустит пар – и злость уйдет из него. Он может вопить, бить по стене или по мебели, может угрожать самому себе, но, по крайней мере, он не принесет никакого вреда человеку, который раскаялся, который искренне сожалеет о том, что сделал, который претерпел преображение и вернул ему то, что похитил прежде.

И поэтому он сказал Джамике, что больше не хочет его видеть, и не стал объяснять почему – просто не хочет, и все.

– Я буду уважать твое желание, – сказал Джамике, заметно обеспокоенный. – Но, мой брат, сын Бога живого, я хочу быть твоим другом. Мне будет не хватать тебя. Но я не буду делать, чего не хочется тебе. Поверь мне. Я больше не приду к тебе домой или в твой магазин. Я не буду тебе звонить, как ты попросил, если только не случится чего-нибудь из ряда вон выходящего. Но даже и тогда я сначала отправлю тебе сообщение. Обещаю. Но, брат мой Чинонсо-Соломон, мой задушевный друг, я молюсь за тебя. Я молюсь за тебя. Но сделаю то, о чем ты просишь. Да, я больше не стану искать тебя! Не постучу больше в твою дверь! Благослови тебя Бог, брат мой, благослови тебя Бог!

Вот что это было – возражение, одобрение, приятие, молитва, плач, довод, мольба, снова мольба, еще одно возражение, мольба, приятие, а в конце подчинение. И Джамике перестал приходить к нему. Почти три недели, Эгбуну, мой хозяин жил сам по себе, и настроение его в отсутствие мучительных эмоций улучшилось. Он стал понимать, насколько изменилась его жизнь за то время, что он провел с этим человеком, которого он теперь иногда называл его прозвищем Бо-Че – Божий Человек, человек, настолько не похожий на себя прежнего, что мой хозяин иногда даже сомневался: а существовал ли когда-нибудь тот, первый. Даже говорил Джамике теперь по-другому, не называл его детским прозвищем Бобо Соло, никогда не использовал слова «чувак». Если бы мой хозяин не был живым свидетелем прежних жестокостей Джамике, он бы не поверил, что Джамике был на них способен.

Ему не хватало дружбы Джамике, и на третьей неделе он несколько раз был почти готов нарушить запрет, потому что заболел. Осебурува, больной человек – это такой человек, телом которого завладел какой-нибудь недуг. Изменения в его теле начинаются с того, что он чувствует: с ним творятся какие-то необычные дела. По мере того как по всему телу распространяется боль, а лихорадочный колокольный звон все громче звучит в ушах, начинают давать о себе знать эмоции – на первом этапе возникает нервозность. Человек начинает нервничать, размышляя о текущем дне, о том, к чему этот день склоняется, о самой жизни. Потом возникает какая-то странная тревога. Начался ли день? Будет ли он хуже предыдущего? Будет ли продолжаться жизнь без меня? Как долго продлится моя болезнь, как далеко, до какой степени она дойдет? Тревога переполняет человека. Но с ним происходит не только это. Затем приходит удивление, приносимое болезнью, удивление перед тем, как болезнь завладевает твоим телом и диктует, какими частями твоего тела ты должен заплатить, чтобы исцелиться. Но самое главное, как болезнь пробуждает в человеке веру в то, что он сам и есть причина своей болезни. Какие-то его поступки привели к тому, что его изводит лихорадка. Если он кашляет или чихает, то, вероятно, это связано с тем, что он провел какое-то время под дождем. Если он часто опорожняет желудок, то виновата в этом, вероятно, порченая еда, которую он съел предыдущим вечером. И тогда болезнь становится тихой змеей, которая, будучи выгнана из своего мирного убежища, наполняется злобой и яростью. И болезнь, которой змея поражает человека теперь, есть ее священная месть.