Оркестр меньшинств

– Тогда это, наверное, она, – сказал мой хозяин, сдаваясь.

Иджанго-иджанго, два дня происходил у них такой разговор в его доме. И в конце каждого раунда мой хозяин бродил по комнате с учащенным сердцебиением. Он останавливался, слегка наклонялся, словно всматриваясь в лицо этого мира, закрывал глаза и, недовольный увиденным, отрицательно покачивал головой. Он все еще не поправился, болезнь еще подавляла его дух. Но он был человеком, который узнал слишком много, и это знание потрясло его. Это знание включало и тот факт, что Ндали сейчас определенно находится в Умуахии. И еще это знание включало тот факт, что ему не оставалось ничего иного, как только пойти к ней.

– Я не понимаю, что с тобой происходит, брат, – сказал Джамике как-то вечером. – Ты много лет хотел встречи с этой женщиной, с которой жил. А теперь ты закрываешь к ней дверь. Ты ее не хочешь видеть?

Они сидели на табуретках на улице у дома Джамике – внутри было слишком душно. Здесь было тихо, если не считать голоса из транзисторного приемника в одной из квартир и стрекота кузнечика.

– Тебе не обязательно понимать, – ответил он. – Старики говорят, сборщик пальмового вина рассказывает не обо всем, что он видит на пальме.

– Верно, но не забывай, что те же самые старики говорят: как бы глубоко ветви мангровых деревьев ни лежали под водой, в крокодила они не могут превратиться.

Агбатта-Алумалу, Джамике был прав. Мой хозяин смешался. Он словно бы ждал этого, а теперь, когда оно пришло, он понял, что у него нет ни энергии, ни сил встретить пришедшее. И потому он не отреагировал на мудрые слова своего друга. Он поковырял зубочисткой между зубов, прошелся до бугорка над двумя верхними зубами, выплюнул на землю кусочки мяса.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – сказал Джамике. – Ты боишься, брат. Ты боишься того, что можешь узнать о ней. – Он покачал головой: – Ты боишься вдруг узнать, что, может быть, тратил без пользы жизнь, любя женщину, которая больше никогда не сможет тебе принадлежать.

Мой хозяин посмотрел на Джамике, и в это мгновение его переполнила ярость. Но он подавил ее.

– Я знаю, я виной всему, но прошу тебя, брат, ты должен встретиться с ней, чем бы это ни кончилось. Только так ты сможешь исцелиться, продолжить жить, найти другую женщину. – Джамике передвинулся так, чтобы сидеть лицом к нему, и, словно чувствуя, что мой хозяин не понял его слов, он на миг перешел на язык Белого Человека: – Ничего другого не дано.

Он посмотрел на Джамике, потому что одна только мысль о другой женщине причинила ему боль.

– По крайней мере, тебе следовало бы позволить мне доставить ей твое письмо, или я мог бы пойти к ней и рассказать все, что случилось – что сделал я, что сделал ты, – и попросить у нее прощения. Ничего другого не дано. Ты должен это понять.

– А если она скажет, что замужем и больше не любит меня? – сказал мой хозяин. – Разве это не будет хуже, чем незнание? Вообще говоря, мне не нравится, что она вернулась. Было бы лучше, если бы она не возвращалась.

– Почему, брат Соломон?

– Потому что… – сказал он и замолчал, обдумывая несформировавшуюся мысль. – Потому что я не могу себе позволить потерять ее. – А потом, воспользовавшись молчанием встревоженного друга, поспешил добавить еще одну мысль, пришедшую ему в голову: – После всего, что я перенес ради нее.

Именно эти слова из всех сказанных им в тот день преследовали его, пока он вел машину к своему дому, лежал в кровати, в которой все еще держался нездоровый малярийный запах. Чукву, за многие циклы моего существования я понял, бывают времена, когда, даже если человек думал о чем-то много раз прежде, услышав то же самое снова, он наделяет услышанное новым смыслом, достаточно неожиданным, чтобы возникла видимость новизны. Я видел это много раз. За эти четыре с лишним года он ни разу не думал об этом так, как нынешним вечером: все, что он пережил, он пережил из-за нее. Он взвесил эту мысль, проследил свою историю, углубляясь в прошлое: он оплакивал смерть отца, когда познакомился с ней на мосту. Оттуда и началось его падение, которое еще так и не закончилось. Ради Ндали он продал все, что у него было, отправился на Кипр и попал там в тюрьму.

Около полуночи он сел, обремененный тяжелыми мыслями. Он решил, что без нее ничего этого с ним не случилось бы.

– Это не имеет значения, – произнес он вслух. У Ндали теперь не было выбора – только вернуться к нему. Он набрал в грудь побольше воздуха, чтобы успокоиться. «Я заплатил достаточно, чтобы заслужить ее. И никто, я повторяю: никто не может забрать ее у меня!»

Он отправится к ней на следующее утро. Ничто его не остановит. Он взял телефон и отправил сообщение другу, потом откинулся на спину, словно изнемогая от собственного решения.