Оркестр меньшинств

Другая женщина начала складывать лекарства в маленький полиэтиленовый пакет, когда Ндали открыла небольшую дверь и вышла из-за прилавка. Он обратил внимание, что ее груди казались крупнее, чем раньше, хотя он и не мог оценить их размер под одеждой. У него была возможность увидеть ее со спины – и со спины она была почти такой, какой он помнил. Он сверлил взглядом ее спину, пока она не исчезла за дверью кабинета, на которой он прочел: НДАЛИ ЕНОКА, МАГИСТР ФАРМАЦЕВТИКИ. Больше он ее в этот раз не видел. Другая женщина обслужила Джамике, и они вышли с противомалярийным лекарством.

Агуджиегбе, когда человек живет великими и честолюбивыми ожиданиями и когда эти ожидания приносят плоды, он обычно оказывается сбитым с толку. Человек, возможно, говорил своим друзьям: «Вот смотрите, у моего брата в далеком городе большой дом. Он богатый человек». Но потом тот же самый человек отправляется в этот город и обнаруживает, что его брат – подметальщик улиц и едва зарабатывает себе на жизнь. Но его ожидания были настолько велики, так долго он их вынашивал, что он поначалу начинает сомневаться в неоспоримости реальности, хотя это и объясняется испытанным им потрясением. Я видел это много раз. То же самое случилось и с моим хозяином. Реальность брака Ндали, о чем говорили ее новая фамилия и кольцо – а Джамике был убежден, что видел это кольцо на пальце ее левой руки, – потрясла его. Весь свет из его вселенной ушел, и он остался в мире беспорочной черноты. Некоторое время спустя он стоял у входа в церковь Джамике в таком потрясенном состоянии, что биение собственного сердца казалось ему ударами хлыста.

– Я верю, что она, несмотря ни на что, все еще любит меня.

– Брат мой, я тебя понимаю, – ответил Джамике на языке Белого Человека, на котором всегда говорил, если они приходили в церковь, словно язык отцов был слишком нечестив, чтобы говорить на нем в святом месте.

– Пожалуйста, говори на игбо, вопрос очень серьезный, – сказал мой хозяин на языке великих отцов.

– Извини ннам, извини. Но дела обстоят так, как они обстоят. Как я тебе говорил, передай письмо ей в руки, положи его ей на ладонь. И это все. После этого можешь идти, и Господь увидит, что ты со своей стороны сделал все.

Мой хозяин отрицательно покачал головой, не потому, что не поверил словам Джамике, а потому, что тот ничего не понял. Он хотел, чтобы Джамике зашел внутрь, на службу, и оставил его подумать, а потому сказал:

– Я понимаю. Я подожду тебя здесь.

Джамике должен был встретиться в церкви с двумя другими людьми, с кем он этим вечером собирался устроить евангелическое событие: показ христианского фильма про Джизоса Крайста. Мой хозяин уселся на одиноком цементном блоке, оставшемся после строительства церкви, закончившегося всего год назад. Дул легкий ветерок, и знамя – кусок материи, прикрепленный к двум деревянным шестам, вкопанным в землю, – трепетало от его порывов. Он посмотрел на многолюдную улицу, где торговцы со своими товарами боролись за место под солнцем с автомобилями и тачками. Он смотрел и думал обо всех вещах, которые видел и которые оставались скрыты от него. Есть ли у нее дети? Давно ли она замужем? День или год? Не могло ли это случиться в тот самый месяц – или даже в ту самую неделю, – когда он вернулся в Нигерию сломленным человеком? Если события развивались по тому стандартному шаблону, каким насмехалась над ним жизнь, то это могло случиться в тот же самый день. Вдруг он представил себе, как сходит по трапу в задрипанном аэропорту в Абудже, а она приближается к алтарю со своим женихом. Он вообразил священника, который смотрит на нее и ее мужа и спрашивает, будут ли они вместе в болезни и здравии до конца их дней. И в этот же момент оболочка того, кем он был когда-то, падает к ногам дядюшки, встречающего его в аэропорту.

Он подумал о том, что увидел: Ндали – живая, здоровая и прекраснее прежнего. Если бы Джамике не появился в его жизни, посланный, как камень невидимым врагом, чтобы сокрушить его, то он бы женился на ней. Они продолжали бы жить в его компаунде, счастливые, они собирали бы яйца по утрам и просыпались бы под оркестр петухов и прочих крылатых существ. Его радость не знала бы границ. Но его лишили всего этого. Вокруг него жужжали комары, голоса из церкви доносились до него в виде шепота, а в душе закипал гнев.

Он вскочил на ноги и огляделся в поисках оружия. Нашел палку, лежащую рядом с церковным генератором, и подобрал ее. Бросился к церкви как сумасшедший и почти добежал до двери, но вдруг остановился. Эгбуну, в этот момент дала знать о себе его совесть, и луч света пронзил неожиданную темноту, в которую, как в пропасть, нырнул было его разум. Он уронил палку и вернулся на блок. Закрыл руками лицо и заскрежетал зубами. Несколько мгновений спустя, немного успокоившись, он почувствовал, как что-то ползет по его щеке. Оказалось, что это муравей, который с палки перебрался на его руку, а с руки – на щеку. Он стряхнул его.

– Брат мой, брат. Что случилось? – окликнул его Джамике от двери.

Он поднялся.