«Орки» с Востока. Как Запад формирует образ Востока. Германский сценарий

Восприятие и конструирование «Востока» в недавнем прошлом и настоящем, которое я пытаюсь здесь описать, несомненно, опираются на более старые образцы интерпретации, связанные с зародившимся в XIX веке национализмом. То, как он пробивал себе дорогу после революции 1848 года, особенно наглядно показано в самом успешном романе буржуазного реализма «Приход и расход» Густава Фрейтага, опубликованном в 1855 году. Эта мощная книга, в которой слились парадигмы реализма и национализма, переиздавалась чуть ли не до конца XX столетия. Примечательно, что самые высокие показатели продаж пришлись на период с 1918 по 1930 год и еще раз с 1945 по 1960 год, то есть сразу после окончания обеих мировых войн. Только с 1945 по 1960 год, времена «экономического чуда», в ФРГ было продано полмиллиона экземпляров! И это не случайно, ведь в книге предъявляются и превозносятся так называемые немецкие ценности: труд, чистоплотность, трудолюбие, пунктуальность, честность и порядочность[122], противопоставляемые двум другим культурам и жизненным укладам – еврейскому и польскому, или, шире, славянскому. Действие разворачивается в Силезии, которая ныне находится на территории Польши, а в то время была немецко-польским пограничьем. Изображение евреев пропитано крайним антисемитизмом со всеми его стереотипами и клише. Изображение настолько презрительное, что даже молодой Теодор Фонтане, сам далеко не друг евреев, в своей рецензии на книгу был вынужден заявить, что автор зашел слишком далеко. Позже Ганс Майер, известный германист из Лейпцига и Тюбингена, заметил, что стереотипы Фрейтага послужили образцом для национал-социалистической агитационной газеты Stürmer. Не менее негативно изображены поляки и вообще славяне: они и ленивы, и глупы, и распутны, и бесчестны, и не способны приобщиться к настоящей культуре. Среди прочего Фрейтаг ведет разговоры о «польском хозяйстве»[123] и «славянской Сахаре»[124]. Разумеется, пренебрежительное отношение к «польскому хозяйству» подхватил потом Вольф Йобст Зидлер, грезивший о колонизации Востока[125]. Славян на Востоке Фрейтаг рисует настоящими варварами, которых нужно колонизировать, цивилизовать и развить. «То, что там называют городами, всего лишь тень наших городов, а в их горожанах нет того, что делает нашу трудолюбивую буржуазию первым сословием в государстве»[126]. Пронизанный несносным немецким высокомерием, этот текст одновременно и антисемитский, и антиславянский, причем в такой степени антиславянский, что сформированная в нем идея «Востока» как неполноценного, нецивилизованного и недоразвитого региона глубоко укоренилась в немецком сознании и в конце концов трансформировалась в расистский образ «русского недочеловека», созданный нацистами[127], ответственными за гибель более чем 25 миллионов советских людей во Второй мировой войне.

Очевидно, что «Восток» больше не сторона света, а обозначение чего-то фундаментально отсталого, бескультурного, варварского. Негативные идентификации и ассоциации продолжали насаждаться и после Второй мировой войны. Возьмите термины «Восточная зона», «Восточный блок», «Восточная Европа» или глумливые высказывания Аденауэра в так называемых анекдотах о поляках вроде «Валахия начинается за Касселем, а Азия под Магдебургом», равно как и позже распространившийся неологизм «осси». Впрочем, список уничижительных обозначений и образов можно продолжать до бесконечности. В сущности, все немецкие сложные слова с составной частью «Ost-» затасканы, замараны и негодны к употреблению. Их, как говорил Витгенштейн, надо отправить в чистку, прежде чем снова прибегнуть к ним, тем более что многие западные немцы даже не представляют себе, как грязны эти понятия. И не забывайте: предубеждение и ресентимент в отношении Восточной Европы господствуют в общественном мнении по сей день. Менталитет, если перефразировать Вальтера Беньямина, меняется так же медленно, как слои горных пород. Вполне закономерно, что при создавшихся условиях фигура «уполномоченного по делам восточных земель», назначенного федеральным правительством, не может восприниматься положительно, вне зависимости от личности – сама эта должность есть символ возмутительного патернализма.