Орлята Великой Отечественной…

Мокрый, худенький мальчик стоял перед ефрейтором и с наигранной бестолковостью твердил, как потерял он мать, как искал и не нашел ее и как теперь идет домой. Появился переводчик, и Костю повели в городской парк, где стояла какая-то часть. Обстановка была нервная, бегали, кричали и допрашивали Костю невнимательно, рассеянно, а потом дали ведро и послали за водой к колонке. Тут он и утек.

Он шнырял по городу — невидимка проходных дворов, — и именно потому, что город был известен ему до последнего камушка, сразу резала глаза любая новизна: ряд пыльных мотоциклов, полевая кухня, группа грязных фашистов в черном, которых принял он за гестаповцев, хотя были это просто танкисты.

Ночью в кустах на берегу рассчитав точно, когда проходит патруль, Костя переплыл реку, разыскал в темноте ямку с сапогами и кожанкой и вернулся к нашим. Он попал не в ту часть, никто не понимал, кто он, почему тут, звонили по телефону, выясняли и наконец нашли его командира…

Так ходил Костя Феоктистов к врагу пять раз. Однажды в "своей части" встретил он Вальку Выприцкого, одноклассника. Они были одногодки, но Валька был крупнее, здоровее и ходил в фашистский тыл с группой диверсантов. Их послали вместе в город, и Валька придумал свой план операции, убеждал, что переходить фронт надо не через реку, а по суше, со стороны ботанического сада. И хотя "туда" они прошли благополучно, Костя малым своим опытом, а скорее чутьем понимал, что весь этот план сложен и рискован. В Вальке вообще был какой-то рискованный нерв, он все время "нарывался": то заговорит с фашистским офицером, то у солдата сигаретку попросит. И когда шли они уже обратно, все высмотрев и разузнав, их сцапали. Без всяких допросов гитлеровцы отвели их к окопу, сунули по лопате и велели углубить окопчик. С нашей стороны лениво постреливали. Костя рыл в окопчике, а Валька зачем-то залез на бруствер. Костя сказал ему, чтобы он слез, ведь стреляют. Но Валька не ответил, Он только всхлипнул судорожно, как всхлипывают долго плачущие дети, и упал. Пуля попала ему точно в правый висок.

Константин Феоктистов: "Вот в этот момент я, наверное, почувствовал то, что очень остро заставляет меня ненавидеть войну: унизительное бессилие…"

Вернулся Костя, как обычно: ночью, вплавь.

Потом наши начали наступление, вышибли фашистов с окраины, из пригородов, отбили ботанический сад. Разведданные очень были нужны, и 11 августа Костя опять ушел в город, и опять с напарником. Имя этого мальчика Феоктистов не помнит, много лет спустя кто-то рассказал, что звали его вроде бы Юра Павлов. А может, и не Юра.

За несколько дней до этого фашисты выгнали из Воронежа жителей и развесили приказ, в котором было сказано очень коротко и ясно: если нет пропуска — расстрел на месте.

Яркий летний день, и совершенно пустынные улицы — такого Воронежа Костя никогда не видел. Они шли очень осторожно, бесшумно, не шли, а крались — Костя впереди, а Юрка этот самый метрах в пятидесяти сзади. Они выведали все, что надо было, и уже возвращались, когда, обогнув угол дома, Костя услышал даже не окрик, а короткое, властное:

— Хальт!

Фашистов было трое. Громко ругаясь, они завели Костю под арку ворот, потом во двор и подвели к глубокой, в рост человека, яме. В это время в проеме ворот мелькнула фигурка Юрки, и двое фашистов с криками бросились за ним, а один остался. Он кричал и размахивал перед лицом Кости пистолетом. Костя увидел на его петлицах серебристые змейки "SS" — вот уж сколько лет прошло, но никогда ему не забыть этих змеек — и понял, что так просто на край ямы не ставят, понял, что остается, пожалуй, только прыгнуть на фашиста, выбить пистолет и бежать. И гитлеровец все это, наверное, тоже понял, прочитал в Костиных глазах и, не целясь, выстрелил ему в лицо.

Если Костя и был без сознания, то какой-нибудь миг, потому что, еще падая в яму, сообразил, что упасть надо лицом вниз, и так и упал.

Фашист постоял, потом ушел. Костя приподнялся. Рубашка была мокрая и липкая от крови. Пуля прошла через челюсть и вышла в шее. Он услышал возбужденные голоса и понял, что гитлеровцы возвращаются. Тогда он вспомнил, как лежал, свою позу вспомнил и снова уткнулся лицом в землю. Юрку они не поймали и злились. Один в сердцах пнул камень, и тот глухо стукнул о землю рядом с Костиной головой…

Одну ночь он полз к реке, день лежал в кустах, помирая от жажды, а на вторую ночь переплыл реку и пришел к своим. Доложил, и отправили его в медсанбат, а потом в госпиталь. Из госпиталя Костя сбежал к своим, во взвод разведки, но тут его быстрехонько завернули опять в медсанбат.

Когда уже ехал из медсанбата, солдаты-попутчики спросили, как ранили. Он рассказал, они не поверили и подняли на смех. Тогда Костя решил никому об этом не рассказывать, потому что глупо, когда тебе не верят, а бумажку всякий раз совать еще глупее. В бумаге этой за подписью командира воинской части значилось: