Орлята Великой Отечественной…

Но тут, к Женькиной радости, на Соловках открыли школу юнг. Одинокого мальчика приняли туда без лишних разговоров. Женька попал в роту мотористов, стал изучать двигатели.

В школе Женька познакомился с горьковчанами Серегой Барабановым, Лешкой Юсиповым и Виталькой Гузановым. Пареньки были что надо. Свои. Это Женька сразу почувствовал. И не ошибся: ребята старались, учились на одни пятерки, на трудные работы шли первыми. Это все потому, что очень уж хотели попасть на фронт.

Мотористы — народ серьезный, малоразговорчивый. Работа у них такая — с двигателем не поговоришь. Здесь больше надо слушать, чтобы до тонкостей знать, как работает машина, почему у нее вдруг появляются перебои, когда она может подвести.

И когда у юнг заходил разговор о преимуществах той или иной боевой специальности, Женька обычно отмалчивался: болтайте каждый свое, а я от избранного не отступлю, ведь корабль без двигателя — что человек без сердца.

Женька школу покидал без грусти: поучился — и довольно. Прощайте, Соловки, теперь в бой! Легко это было говорить тогда: в бой. Думалось: стрельба, грохот, дым, а твой корабль без единой пробоины, целым и невредимым подходит к фашистскому конвою и выводит из строя суда противника одно за другим. Ладно: пусть получает ранение командир, контужены все матросы, тогда Женька стремительно выскакивает из машинного отделения и сам становится у торпедного аппарата. Движение рукой — и торпеда, как дельфин, прыгает в волны и несется прямо к центру корпуса вражеского многотонника. Удар! Взрыв!.. И фашистский транспорт раскалывается пополам, только обломки летят в разные стороны…

Ах, если бы так было! Но все совсем иначе. Постоянно прогреваешь мотор перед выходом в море; часами толчешься в тесных проходах от двигателя к двигателю, когда торпедный катер рассекает бесконечную водную гладь в безрезультатных поисках противника; замираешь и напряженно прислушиваешься к стрельбе наверху по налетевшим невесть откуда "фокке-вульфам".

Как и всякий настоящий моряк, Женька любил свой корабль. Свой ТК-216, свой "двести шестнадцатый". Порой на пирсе Женька встречался с Серегой Барабановым, похваливал свой катер. Ну а Серега тоже не оставался в долгу. Оба они участвовали к боях, считали себя морскими волками, даже одно время покуривать стали для солидности.

Еще больше Женька сдружился с Серегой Барабановым 19 августа 1944 года, после боя с вражеским конвоем у мыса Кибергнесс. Тогда торпедные катера потопили одиннадцать кораблей фашистов, а наши потеряли только один катер.

Трудный был бой. Недаром он вошел потом в историю Северного флота. Ревели орудия вражеских береговых батарей, густой сетью пулеметных трасс покрыли небольшое пространство, на котором развернулись атакующие торпедные катера, фашистские сторожевики и миноносцы. Густые туманы дымовых завес заволакивали Баренцево море.

Запах горючего, масла, едкого бензина, нестерпимый чад гнали мотористов наверх, на палубу. Женька задыхался. Но разве мог он покинуть моторный отсек, если катер шел в атаку? В сплошном грохоте почти не было слышно двигателей, но Женька знал: все пока нормально. Катер постоянно менял скорость, маневрировал, скакал по волнам. Словно это не катер, а цирковой конь. Дыму в машинном отделении было столько, что вытяни Женька руку — не увидел бы своих пальцев.

…Раздался сильный взрыв. Катер подбросило на волне. Что это? Конец?

Нет, двигатели работали нормально. Женька на минутку выбежал на палубу. В серых волнах рядом с катером, круто накренившись и показывая обросшее ракушками и водорослями днище, медленно уходил в воду фашистский корабль. "Сторожевик", — определил Женька и сразу же бросился обратно, в свой машинный ад. "Так вам, гады, так вам, — бормотал возбужденно Женька. — Будут вам и еще гостинцы! "

После боя он снова вышел на палубу. Глотнул соленого воздуха, огляделся. Сизые клочья тающей дымзавесы плавали над катером, вокруг носа и рубки. Женька вытер пот с лица и облегченно вздохнул…

Шло время. Никто уже не называл Евгения юнгой. Да и кто бы посмел его так называть, если у него на груди сияли орден Красной Звезды, медаль Ушакова (причем не просто медаль, а за № 197, то есть одна из самых первых, врученных морякам в годы войны), медали Нахимова и "За оборону Советского Заполярья". Сколько тогда было лет Евгению? Семнадцать? Почти семнадцать.

Рядом с боевыми наградами скромно выглядел комсомольский значок. Его Евгений получил еще в школе юнг. Но он ему был так же дорог, как и любая из наград. Значок постоянно напоминал о товарищах, которые принимали Евгения в комсомол, о Сергее Баранове, о Леше Юсипове — обо всех, кто вместе с ним после школы уходил в море. Правда, Алексей Юсипов еще некоторое время оставался в школе юнг (его, как лучшего ученика, назначили командиром смены юнг-мотористов второго набора), и только спустя год он пришел на корабль Северного флота.