Орлята Великой Отечественной…

В такую погоду всегда зябко на душе у капитана Владимира Никаноро-вича Смирнова, или Никанорыча, как его попросту называют друзья, ветераны речники. В дождь и сырость у него всегда портилось настроение. Шаркая по полу войлочными шлепанцами, он бесцельно слонялся по дому, ежился, кряхтел как старик. Время от времени Никанорыч подходил к окну, сердито пыхтел трубкой, торчащей из-под щетинистых усов, бормоча какие-то ругательства.

Дочь его, Нина, светловолосая, с мягкими чертами лица, застенчивая на людях, посмотрела на отца с беспокойством:

— Может, пчелиным ядом потереть спину, папаня? — спросила она, не отрываясь от школьных тетрадей. — Отменное средство.

Но Владимир Никанорович что-то пробурчал в ответ и ушел в свою комнату.

Нина еще долго проверяла сочинения своих учеников и слышала, как вздыхал за тонкой перегородкой отец.

— Слышь, доченька нынче Припять злая…

— Похоже.

— Непогодь разыгрывается, елки-моталки, как бы не нагнала балтийского ветру.

— Спи ты, знай, папаня.

Но разве может уснуть бывалый моряк Никанорыч? Ночные думы у таких людей всегда беспокойны, они прилипчивы, эти думы. Цепляясь клешнями друг за дружку, они плывут неудержимо, словно тучки по небу.

Спустя час легла и дочь. Завидный характер у нее, как и у Татьяны Константиновны — жены его, матери троих детей. Младшая, Нинка, вся в нее — свежая, с нерастраченной энергией. Уехала Татьяна погостить к старшему сыну в Горький, и, видимо, понравилось ей, осталась до зимы присматривать за внучатами. Павел сразу после службы обосновался на "Красном Сормове", строит суда, а средний, Анатолий, пошел в отца — моряк, штурман атомной подводной лодки. Интересно, где он сейчас? Наверное, в океане. Им, молодым, теперь море по колено, подавай широкий оперативный простор! Сам же Никанорыч в войну бороздил Баренцево и Карское моря. Какая сейчас непогода в том суровом краю? Наверное, штормит. Нордовый ветер дышит с океана. Вот уж где матросикам не сладко…

Всякий раз, когда Никанорыча одолевают такие думы, сердце его болезненно сжимается: ведь на Баренцевом море погибли его закадычные дружки, не оставив после себя даже могил. И сам он едва жив остался. Но об этом немного позже.

Родился и вырос Владимир Смирнов далеко от здешних мест, на Волге, в Лыскове. Отец был выходцем из села Большое Мурашкино, простым крестьянином, а потом рабочим, бетонщиком на строительстве моста через Оку, где она впадает в Волгу. Это место волгари исстари называют Стрелкой. Даже песня о ней сложена: "На Волге широкой, на Стрелке далекой…" Оттуда пятнадцатилетний Вовка уходил в сорок втором в школу юнг Военно-Морского Флота. Туда приезжал он в отпуск, а жить там не остался. Судьба привела его в Белоруссию, на реку Припять. Поехал навестить друга флотской юности Геральда Исакова и крепко встал на якорь, прикипел душой и сердцем к Полесью. С Герой Исаковым, юнгой-мотористом, Никанорыч служил на БО — "большом охотнике" за подводными лодками.

…В полночь команду разбудил колокол громкого боя.

"Большой охотник" только что вернулся в базу из дальнего похода. А через час сигнальщик принял семафор: срочно выйти в море.

Было это зимой сорок четвертого года, уже после того, как вышвырнули фашистов из Петсамо и Киркенеса. Неприветливые серые волны лениво перекатывались от кромки горизонта до острова Кильдина. С низкого угрюмого неба в любую минуту мог налететь снежный заряд. В осеннюю и зимнюю пору ветер, несущий липкий снег, — явление частое. Иногда в течение часа может обрушиться три-четыре хлестких, порывистых заряда. Берег, море и небо закрываются непроницаемым снежным пологом, ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. И сразу становится жутко, холодно, неуютно. Но закон у моряков такой: чем погода хуже, тем зорче глаз, бдительнее вахта.

Корабль нёс дозорную службу недалеко от Кольского залива. После долгого нахождения в море "большой охотник" обнаружил вражескую подлодку и приготовился атаковать ее. Но фашистский пират упредил действия дозорного корабля. Выпущенная с подводной лодки торпеда, видимо самона-водящаяся, попала в носовую часть. На БО создалась критическая ситуация. Все, кто находился в носовом кубрике, погибли. Многих, в том числе и командира, старшего лейтенанта Романова, взрывом выбросило за борт. На мостике и в рубке вспыхнул пожар. Моряки, находившиеся на шкафуте, были ранены или контужены. Аварийная группа, в которую входил Смирнов, осматривала помещения. Вместе с Герой Исаковым Володя вытащил из моторного отсека старшину. Командир отделения мотористов попытался открыть глаза, но не смог. Володя наклонился к нему, чтобы помочь подняться, хотел надеть спасательный жилет.

— Напрасно, юнга… Дай напоследок покурить…

Гера Исаков протянул старшине самокрутку, тот взял и сразу же выронил.

— Хлопцы, напомните командиру, чтобы не забыл передать мое заявление в партию… — с трудом произнес старшина. Это были его последние слова.