Орлиное гнездо (СИ)

Корнел пристально посмотрел в ее заплаканные глаза.

- Белый рыцарь замечательно это умеет – размягчать человеческие сердца, - сказал витязь. – Но только не мое.

Впрочем, Андраши не связывали: на время дневки. Ночью его свяжут. Корнел посмотрел на Василику, сжав губы, - и подумал, что такие безумцы, как Андраши, бывают опаснее здоровых и сильных бойцов, когда ими овладевают демоны.

Пока воины разжигали костер, ели и пили, поили лошадей, Василика сидела одна, уткнувшись лбом в колени. Корнелу пришлось потормошить ее и накормить отдельно.

Она поела, поблагодарив только кивком. Корнел был рад, что Василика ест и говорит хотя бы немного. Только бы ей не заболеть от тоски – а ведь впереди еще такой долгий путь!

Когда они расположились на ночлег, Корнел самолично подошел к графу, чтобы связать его. Не скрывая своих намерений, достал веревку.

- Не обессудьте, жупан, - сказал он по-венгерски.

Глядя, как просто и серьезно этот валах смотрит на него, Андраши на несколько мгновений потерял дар речи.

- Неужели вы настолько способны прощать и смиряться? – прошептал он. – И вы думаете, что я…

- И вы способны, - сказал Корнел.

Он склонил голову.

- Чтобы возвеличиться, порою нужно умалиться, - сказал он. – Вы сделали свое дело, граф. Бог вам воздаст. Но если сейчас поддадитесь сатане…

Андраши прикрыл глаза.

- Да что вы можете знать, - прошептал он. – Ты думаешь, что сейчас – или что когда-нибудь потом в своей жизни будешь способен понять добро и зло? Княжий отрок! Вечный младенец!

Корнел покраснел.

- Давай руки, - негромко приказал он.

Андраши повернулся к нему спиной и протянул руки. Корнелу вдруг стало не по себе, когда он коснулся бледных тонких кистей; он стянул их плотно, но не слишком туго. Над этим человеком дико было совершать насилие – это неожиданно показалось чем-то невозможным, как если бы какой-нибудь солдат Понтия Пилата вдруг понял ясно, кого возводит на Голгофу.

Корнел встряхнул головой и отогнал наваждение. Он затянул узлы на ногах венгра.

- Спи, - велел витязь пленнику и отошел туда, где сидела Василика. Бедняжка не могла лечь, пока видела его борьбу с Андраши.

- Василика, я лягу рядом с тобой, - тихо предупредил витязь.

Василика посмотрела на него, широко раскрыв глаза, - а потом кивнула, не возразив ни словом. Ей никогда не нужно было объяснять лишнего.

Корнел лег так близко от нее, чтобы можно было дотянуться рукой; сам же держал руку на эфесе меча.

Корнел проснулся посреди ночи – пришло его время заступать в караул. Он ощутил теплое прикосновение к плечу; улыбнулся, охваченный умилением и жалостью сразу. Василика приткнулась к нему во сне.

Корнел получше закутал ее в плащ, бережно отвел с лица упавшие на него спутанные каштановые волосы. Василика вздохнула и улыбнулась, не просыпаясь: Корнел печально улыбнулся тоже, понимая, кто ей снится.

Он встал и проверил лагерь. Все было спокойно. Граф тоже не шумел – Андраши сидел в стороне от всех со своими связанными руками и ногами, подобно бледной статуе, и неподвижно смотрел куда-то во мрак. Он как будто бы не спал совсем.

- Он что, так и не ложился? – спросил Корнел часового Ливиу, охваченный внезапной тревогой.

- Представь себе – нет, - ответил витязь, с такой же тревогой. – Так и сидит как сел. Я ему сказал, что нам завтра скакать весь день и его развезет в седле…

Ливиу махнул рукой.

- Он меня точно и не услышал! Спит он так, что ли!

Корнела передернуло.

- Ну, ты иди ложись, - велел он Ливиу.

Он стал, положив руку на рукоять меча, и устремил взгляд на графа.

Через полминуты отвлекся от него, не увидев никаких перемен, - главная угроза сейчас исходила не от Андраши. Корнел посмотрел по сторонам; потом, навострив уши, стал неподвижно. Когда он опять взглянул на венгра, тот уже лежал; и у Корнела, непонятно почему, тоже отлегло от сердца. Приближаться к пленнику витязь не стал.

Наутро, вопреки опасениям, Андраши не выказывал чрезмерной усталости – и даже как будто посвежел, оправился за эту ночь. Василика, скакавшая рядом с Корнелом, теперь почти не смотрела на пленника. Он ей перестал нравиться тотчас, как перестал вызывать жалость.

Нет, это был не Штефан, совсем не Штефан – только не для нее!

К вечеру вдруг пошел снег, рановато для Турции; и хотя снег был не холодный, а мягкий, влажный, этого было уже достаточно для женщин. Корнел заставил их пить вино, которое согрели в котелке. Простудиться насмерть – проще простого!

Разрумянившаяся Василика улыбалась Корнелу, хотя благодарила его сдержанно, с опаской. Как же ему было не понимать, чего она боится! Витязю Дракулы стало очень горько.

- Мы так приедем только к Рождеству, - чихнув, сказала Василика. Она усмехнулась. – Ведь католическое Рождество такое же, как наше?

Корнел кивнул.

О, если бы хоть что-нибудь в католичестве было такое же, как у них! Чем дольше Корнел жил в Венгерском королевстве, тем больше понимал, что пропасть между ними непреодолима. Они были “сущности, которые не смешивались” - именно так когда-то сказал князь: когда женился на своей венгерской княгине.