- А твой старший брат оказался куда хуже для меня, чем твой муж! Что значит бабье воспитание! – заявил Дракула.
Иоана не посмела попросить разрешения увидеться с Петру – хотя от слов князя у нее сердце ушло в пятки.
- Не болтай с ней долго, Вета, - приказал господарь жене; и так же стремительно, как вошел, удалился.
Когда двери хлопнули, женщины перевели дух.
- Мой брат все еще служит князю? – шепотом спросила Иоана у Елизаветы. Та – так же шепотом, как союзница, - ответила:
- Да… Он плохо пригоден к тому, чтобы стать дружинником, - но князь держит его при себе. Может быть, потом причислит к большому войску.
“Это значит – что Петру заложник, который сейчас все время на глазах у Дракулы, - размышляла Иоана. – Но в бою брат подобраться к нему не сможет, хотя, наверное, падет, поскольку неумел!”
Они еще некоторое время побеседовали – уже без тайной взаимной враждебности – потом Елизавета приказала принести угощение. После же отпустила Иоану.
Та вдруг испугалась, что ее не отпускают насовсем, что сейчас заведут куда-нибудь… но обошлось. Конечно же. Князь был слишком умен.
Ей вернули всех ее людей – и Иоана отправилась домой с облегчением… и омерзением, которое осталось в душе после разговора с князем и знакомства с его палатами.
Дома ее почти сразу потребовал к себе раненый муж – как только узнал, что Иоана пришла.
- О чем тебя спрашивали? С кем ты говорила?
Иоана отвернулась.
- С обоими – с княгиней… и с князем.
Корнел так и затрепетал.
- И что же? Что князь тебе сказал?
И тут вдруг Иоана догадалась, что гложет Корнела.
И поняла, как может воспользоваться этим. Да, она и в самом деле была – прелестный сосуд греха!
- Я никогда больше не хочу его видеть, бывать во дворце, - всхлипнула она, не глядя на мужа.
Он силой развернул ее к себе, схватив за плечи, - хотя казался еще таким слабым! Корнел впился в ее лицо взглядом, как недавно господарь, и увидел краску стыда и слезы.
Руки его разжались.
- Господи, - прошептал любимый княжий отрок.
Иоана помотала головой, всхлипывая от позора.
- Не думай, что я… Никакого греха не было, клянусь крестом святым, и в мыслях моих не было!
Корнел сжал губы, и черные глаза его стали глазами убийцы.
- Я тебе верю, Иоана.
========== Глава 25 ==========
Корнел был слаб еще три недели – но уже через десять дней возобновил воинские упражнения; пока что один, хотя обыкновенно рыцари господаря упражнялись друг с другом, младшие – со старшими и более опытными. Впрочем, Корнела уже мало кто из княжьих дружинников мог превзойти искусством. Он был прирожденный воин – самородок в длинном ряду пахарей и садовников…
А может, в нем проснулась кровь далеких предков, память о которых была погребена под многолетними наносами переворотов, страхов и насилий.
Корнел вернулся к прерванным занятиям с таким жаром, что у него чуть не открылась плохо зажившая рана; Иоана едва уговорила мужа не губить себя, поберечь силы… как будто он наказывал себя за что-то или, вдруг обезумев, рвался к смерти прежде срока. Но ласки и речи супруги успокоили Корнела Испиреску, и в глазах Иоаны он опять обрел опору.
Только такая женщина, дочь воинов и властителей, могла дать ему сейчас опору.
Иоану больше не призывали ко двору – но она вспоминала представшее ей ужасное лицо Дракулы, ликование зверя, которое почти без прикрас изображали клеветники. Она была дочь врага, женщина врага, - а ей ли было не знать, как во все времена поступали с женщинами врагов?
Мужчины были жестоки, как разящие мечи, как… безжалостные колья; женщинам же приходилось вооружаться змеиною низостью. Кто мог знать – отчего так ласкова была с ней Елизавета: уж не оттого ли, что ждала, пока Кришаны первыми нанесут удар или оступятся… чтобы угодить в змеиную яму, которую уже давно подготовил для них ее супруг и повелитель, обладавший вполне и мужскою жестокостью валахов, и женским коварством турок и греков?
Иоана почти не сомневалась, что разгадала душу княгини. Женщины разгадывали и друг друга, и своих мужчин куда быстрее их самих.
Однажды Иоана заговорила об этом с Корнелом – а тот мрачно сказал, поразмыслив:
- Допускаю, что ты права… Женщина и может так поступать! Я же так никогда не сделаю!
Жена нахмурилась:
- О чем ты говоришь? Уж не задумал ли ты…
Корнел рассмеялся резким смехом:
- Ну нет, я не отступлю – куда теперь отступать! Но я предам его как мужчина, а не как женщина: если будет нужно, я помогу вам пленить господаря или скрыться от его гнева. В спину же ему никогда не ударю!
Иоану удивили такие рассуждения – но она признала, что и сама на его месте не ударила бы князю в спину, каков бы тот ни был, и на собственном месте к этому не призвала бы. Нет, они еще помнили, что такое честь и долг!
Через две недели после приезда в Тырговиште Корнел и Иоана опять разделили ложе – о, это подлинно оказались и радость, и страдание. Наслаждение обладанием смешалось с болью поранения – как наслаждение сожитием с женою для Корнела смешалось с болью предательства, чем это сожитие и было.