Но кто мог знать, каков изнутри венгерский король, после валашского князя казавшийся таким простым и обходительным? Он не проходил турецкой школы изощренных пыток и лести; но именно западный король мог с легкостью отвернуться от тех, кого называл друзьями и союзниками, а то и предать их на муку, обелив себя перед самим собою с помощью каких-нибудь латинских мудрствований или соображений политической необходимости. А то и религиозных соображений – католическая церковь во многом была беспощадна и бесчеловечна куда более, чем вера пророка, которую так стремилась побороть.
Католичество было как готический собор, с его обманчивыми радужными витражами и сложными переходами, возводившийся веками; и многие зодчие и скульпторы трудились над ним, и многие изречения, непонятные уху простого смертного, были высечены в укромных местах этого здания, где их могли узреть и повторять только высочайшие сановники церкви, высоко держа гладкие подбородки и шевеля бескровными губами, - существа, лишенные пола, лишенные человечности!
После сердечной жестокости Востока, с которой Корнел соприкоснулся на родине, через своего вождя, теперь он знакомился с тайнами Запада, холодившими его сердце еще более: Иоана, гуляя с ним по сводчатым залам королевского дворца и касаясь гладких стен, озаренных камышовыми факелами, рассказывала о младенцах, замурованных в известке между кирпичами фамильных поместий; о подвалах замков, в которых заживо сгнивали узники, прикованные за шею к стенам, жертвы жестокой сиюминутной прихоти какого-нибудь знатного господина… о безграничной власти феодалов над телами и душами крестьян…
- Да разве у вас иначе было? – не вытерпел Корнел.
Право первой ночи, о котором жена только что поведала ему, заставило витязя содрогнуться.
Иоана посмотрела ему в глаза.
- У нас всегда было иначе, - серьезно ответила она. – Отец – православный… Он в людях своих всегда душу видел, мужеского они пола или женского…
Корнел махнул рукой.
- А все высокие господа похожи, - проговорил он. – Где бы ни родились! Только в разных краях злы на разный манер!
Иоана усмехнулась точности этого замечания.
- Сам ты, стало быть, большим господином себя не мнишь? А ведь столько живешь при высоких господах! – сказала она.
Корнел, улыбаясь, покачал головой.
- Я более возвышусь тогда, когда буду смирен, - чем когда возгоржусь! – ответил он.
Иоана в умилении обвила его шею руками. Как же он восхищал ее, этот сын своей земли, яблоко от яблони, - жестокий и ласковый, лукавый и простой, гордый и смиренный! И всегда горячий сердцем, всегда - богоносец!
Муж поцеловал ее и вдруг спросил, глядя ей в глаза:
- Ты не забудешь меня, когда я уйду?
- Куда ты уйдешь? – с ужасом воскликнула Иоана. Ей сразу же показалось, что младенец толкается в чреве.
Корнел с улыбкой опустил глаза. О, как много он понимал!
- В поход против князя, - тихо ответил он. – Ведь я уже знаю, как король и твой отец распорядились мною, - и я подчинюсь!
Иоана крепко обняла его, прижавшись головой к груди.
- Ничего еще не решено, - сухо ответила она; хотя сердце у нее разрывалось. – И, будь уверен… это распоряжение, когда будет сделано, окажется лучшим для всех нас!
Сатанинский смех сестры прозвучал в ушах Иоаны. Она ощущала, как колотится сердце мужа в его сильной груди, будто турецкий барабан, под бой которых валахи взбирались на стены западных крепостей, - Корнел молчал, все крепче прижимая ее к себе. Потом он сказал:
- Я знаю, что это будет лучшее!
Иоана вырвалась из его рук; уставилась в глаза:
- Ты знаешь? Ты уже веришь отцу?
- Я никогда ему не верил, - ласково и смиренно ответил Корнел, гладя ее по щеке. – Но я верю Господу… Он предназначил мне быть здесь и послужить боярину и королю Венгрии - и я это исполню!
Она в который раз была изумлена своим супругом.
- А сам ты из чего действуешь? – спросила Иоана, сухими и горячими глазами глядя ему в лицо. – Ты понимаешь?
Корнел сосредоточенно кивнул.
- Да, - ответил он.
И в глазах его выразилась такая ненависть к Дракуле, какой Иоана не видела даже в отцовском взоре. Люди, подобные Корнелу, не умели любить вполсилы – или ненавидеть; люди, подобные Дракуле, тоже.
- За что ты теперь ненавидишь его? – спросила Иоана тихо. – Князя? Ты понимаешь?
О себе она понимала - что сама сейчас, возможно, решает судьбу Валахии…
Корнел молчал несколько мгновений, потом отрывисто проговорил:
- Он предал меня. Он обманул меня больше, чем все вы.
Иоана не посмела ничего спросить – хотя догадывалась о многом, очень о многом: Корнел мог говорить сейчас о жестокости господаря, которую тот выставлял христианнейшим делом, поскольку оно было угодно владыке; о том, что Корнел именовал тайнами ордена – и что здесь открылось ему как преступление против Бога; о том, что Корнел усмотрел покушение господаря на свою жену…
Этот сын земли не был воспитан в замке западного магната – и не понимал права первой ночи и господского права на чужих жен!