Орлиный услышишь там крик...

ГЛАВА ПЯТАЯ СЕВЕРНОЕ ПРИТЯЖЕНИЕ

МЕДАЛЬ № 4

Я ждал и ждал профессора Урванцева, а он все не приезжал. Я звонил его жене — должна же она беспокоиться, — но в ее голосе не чувствовалось никакой тревоги. Уехал в Норильск, там не преминет взглянуть на зимнюю тундру, на забои, буровые скважины, на нефть, потом постарается попасть в Москву и уж тогда вернется… Как будто речь шла о пригородной поездке, а не о далекой, хлопотливой дороге для семидесятитрехлетнего профессора, на долю которого выпало столько испытаний, сколько с избытком хватило бы на десятерых.

В день отъезда я позвонил в последний раз.

— Дома, в Москву не заезжал… ждем!

Мчусь на Кузнецовскую улицу, звоню…

Говорят, вещи как люди. С годами они меняют место, обзаводятся новыми знакомыми и соседями, приобретают другую осанку от постоянно меняющихся вкусов и капризов моды. А в кабинете профессора все установилось так, как было поставлено однажды — книжные полки от пола до потолка, рабочий стол и над столом, у картины тайги, два перекрещенных ружья, патронташ, сумка для охотничьих припасов, в углу у окна штурмовки, резиновые сапоги и перчатки, на стене, где диван, тонкие, любовно выписанные акварели Носкова, с которым профессор в 1947 году проезжал по арктическим зимовьям.

Вещи и книги были старые, много послужившие хозяину, как и мягкие туфли и толстая шерстяная фуфайка, одинаково греющая и в жестокие заполярные морозы, и в мозглые ленинградские зимы.

Через минуту вышел профессор. Взглянув на его крепкую сухопарую фигуру, я понял тот спокойный тон, каким говорила его жена по телефону. Годы только прибавили морщин да убавили волос на голове, в остальном же он был похож на знакомые с детства фотографии в газетах и книгах о Северной Земле.

Только тот, кто близко его знал, мог разглядеть во внешне флегматичной, спокойной натуре кипучее беспокойство, в безоружных глазах, страдающих с детства близорукостью, особо пристальную зоркость, в узкоплечей, с впалой грудью фигуре упорство и выносливость.

Я хотел посмотреть на золотую медаль Географического общества под номером четыре. Ею награжден Урванцев после Пржевальского, Семенова-Тян-Шанского и Обручева. Профессор долго рылся в столе, перебирая карандаши и отписавшие авторучки, и наконец нашел ее — огромную, как пятак допетровских времен. Она тяжело легла на ладонь, отсвечивая блеском старого золота.

«За исследования природы и производительных сил Советской Арктики, за достойный вклад в развитие географической науки, за участие в изучении природных условий и нанесение на карту Северной Земли, этот выдающийся географический подвиг, сопряженный с величайшими трудностями, лишениями и опасностями, за открытие Норильского каменноугольного бассейна и медно-никелевого месторождения» — такими словами сформулирован мотив награды, отмечен труд одной человеческой жизни, со всей любовью и сердцем отданной науке и некогда дикому безмолвию, ныне вставшему в один ряд с индустриальными гигантами Донбасса, Магнитки, Кузнецкого бассейна.

ЗЛОЙ ДУХ — КУПФЕРНИКЕЛЬ

Собаки вынесли санки на взгорье и рванулись вихрем, почуяв близость отдыха. В ослепительно колючей бесконечности пустыни эти лохматые грязно-рыжие бестии казались темными клубками свалявшейся шерсти, покрытой снежной изморозью. Плакал и ухал под полозьями снег. Солнце подсвечивало сбоку, и торосы вдали увеличивались в размерах из-за длинных, глубоко синих теней.

— Стой! — крикнул седок в оленьей малице и толстых зимних пимах.

Каюр натянул вожжу. Коренник фыркнул, встревоженно оглянулся, сердитым коротким рыком остановил собак.

По белым твердым сугробам седок прошел вперед и остановился. Далеко позади остались и тихая речка Томь, и Технологический институт, и безмятежные забавы юности. Начиналась работа. И как всякое начало, работа тревожила, вызывала раздумья. Здесь ли призвание, той ли дорогой пошел?

На республику, стиснутую огнем блокад, идут Колчак, Деникин и Юденич. В зимовьях по Оби, Енисею, Лене орудуют белогвардейцы. А большевики верят; царские генералы — это ненадолго, Советской власти быть всегда. И посланцы этой власти нехожеными тропами идут к ненцам, эвенкам, нганасанам, чукчам, долганам, создают в глубине тундры первые Советы.

Адъюнкт-геологу Урванцеву поручена разведка норильских углей.

Когда Урванцев молча стоял перед колюче-белой пустыней Таймырской тундры и терзался сомнениями, он еще не знал о грандиозных планах, выдвинутых Лениным. В «Наброске плана научно-технических работ» Владимир Ильич выдвинул идею рационального размещения промышленности России: «…с точки зрения близости сырья и возможности наименьшей потери труда при переходе от обработки сырья ко всем последовательным стадиям обработки полуфабрикатов вплоть до получения готового продукта».