Гидроакустика открыла разнообразный мир звуков, наполняющих океанские просторы. Хлопая поджаберными крышками, скрежеща зубами, выпуская воздух из плавательного пузыря, рыба вызывает звуковые колебания. Как правило, они не воспринимаются человеческим ухом. Чтобы уловить их, нужны специальные приборы. Человек в определенных случаях тоже может «услышать» некоторые звуки, издаваемые рыбами. Так, у рыбаков Малайского архипелага есть специальные «рыбьи слухачи». На маленьком челноке они плавают среди лодок, время от времени погружаясь в воду. Услышав шум, вызываемый косяком, «слухач» дает команду выметывать сети.
Гидроакустика — наука молодая. В изучении звукового мира морских глубин сделаны только первые шаги. Научной классификации звуков, издаваемых «населением» моря, еще нет. Но естественно, что в первую очередь гидроакустики захотят научиться распознавать «голос» промысловых рыб. Наш акустик был уверен, что в расставленный порядок угодит немало косяков. Так подсказывали ему звуки моря. Но его надежды не оправдались…
— А может быть, сельдь опустилась ниже сетей? — спросил кто-то.
— От такой широченной сети…
Решили проанализировать показания эхолотов. Достали для сравнения старый образец ленты. В то время серебряный от сельди дрифтерный порядок едва вытянули на борт. Такие же точки и расплывчатые пятна… Косяки… Почему же рыба тогда угодила в сети, а на этот раз миновала их? Может быть, косяки вел опытный вожак? Или сельдь подобно летучей мыши имеет ультразвуковую локацию и, почуяв ловушку, поворачивает обратно? Одно предположение нелепее другого… И все же… Вот профессор Н. Н. Зубов, например, считает, что некоторые рыбы ориентируются, пользуясь инфра- или ультразвуковыми колебаниями. И благодаря этому избегают орудий лова. А на Дальнем Востоке уверенно говорят о том, что белухи уходят, заслышав шум промыслового катера, и не боятся звука других, не опасных для них катеров. Но ведь сельдь, как давно проверено опытом, вовсе не обладает такими способностями?
Одним словом, никто не мог вырваться из заколдованного круга вопросов. Требовались новые погружения, новые, более детальные исследования. «Северянка» и «Профессор Месяцев» меняли районы, искали более прозрачную воду. Снова и снова наша лодка опускалась в глубину океана.
И те же свинцовые волны шумели вокруг, танцуя в дикой ярости, и те же ледяные ветры свистели в мачтах, оставляя на снастях густую изморозь. Несколько раз на горизонте показывались рыболовецкие траулеры, сейнеры, транспортные суда. Они сердито наваливались на волну, раскалывали ее надвое. Потом суда исчезали, уходя своим курсом по суровым и трудным дорогам Атлантики.
Иногда на море ложился туман, вязкий, непроглядный. Тогда наше судно пробиралось как бы на ощупь, впередсмотрящий включал локатор и, не отрывая глаз, следил за вращающейся полоской электронных лучей. Кто знает, что может встретиться в море — блуждающий айсберг или разбитая рыбацкая барка?
«ОВЕЧЬИ ОСТРОВА»
Среди взлохмаченной волнами океанской равнины выросла серая гранитная стена. Ветры и вода образовали в ее твердыне лабиринты, соорудили бастионы. За ней показались другие островки, одинаковые, как близнецы. Словно гагачьи гнезда, на берегу заливов и на вершине островков ютились города. Коробки домов тесно прижались друг к другу, будто хотели согреться. Это были Фареры — маленькая островная республика, зависимая от Дании.
Интересна судьба Фарер. В 825 году ирландский монах Дикуил составил книгу «Измерение круга земного». В ней он упомянул о нескольких отшельниках, которые поселились на необитаемых островах Атлантики. Позднее отшельников изгнали норвежцы и кельты. Но за ирландскими монахами навечно закрепилась слава первооткрывателей. Дикуил также писал о том, что название островам могли дать скандинавы, изгнавшие монахов. На их языке «Фареры» означают «Овечьи острова». Но так могли именовать острова и кельты, у них «Фареры» — просто «земля».
Административный центр Фарерских островов — город Торсхавн, расположенный на самом крупном острове— Стреме. Здесь сосредоточены фабрики по переработке шерсти, рыбоконсервные заводы. В последние годы Торсхавн утратил свой самобытный колорит и стал больше походить на провинциальный городок Скандинавии. Дома в городе окрашены в самые невероятные цвета — бордовый, красный, желтый, голубой, зеленый. На вопрос, зачем нужна такая пестрота, фарерцы с гордостью отвечают, что их суровая земля лишена ярких красок и пусть хоть радуют глаз разноцветные дома и одежды.
На островах с холодной, заросшей лишь травой и мхом землей, с пролысинами серого гранита никогда не было больших деревьев и лишь благодаря исключительному трудолюбию фарерцы вырастили несколько парков, настоящих зеленых оазисов.