Орлица Кавказа (Книга 1)

- То-то и оно, генерал!- Государь впадал в раж:- Никто из вас гроша ломаного не стоит! Куда ни кинь - сумбур, раздор, развал! А вы торчите предо мной, козлом бородатым! На кой черт эта вся писанина! Все "караул" кричат! Когда же вы научитесь исполнять свой долг подобающим образом? Ну, ответствуй, ваша светлость, когда?

- Смею заверить... я неизменно стремлюсь помнить о своей ответственности перед вашим императорским величеством,- изворачивался статс-секретарь.- Ваше слово для меня закон святой...

- Слова, слова... А на деле у вас...- Император не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться.- Заладили: "долг перед его императорским величеством..." Перед отечеством! Перед отечеством! Заруби себе на носу!

- Да, государь... Мы не на высоте положения...

- Тогда вот вам бог, а вот порог! Заменим достойными... скажем, из Германии выпишем...- усмехался царь..

- Ваша воля, государь... Но, право, новая бироновщина нам не к лицу...

- Вот-вот... И я против засилья иностранцев в наших государственных делах. Знаешь, почему?.. Потому, что они, чужеземцы, выказывая внешнее усердие, в душе остаются неприятелями наших побед и льют воду на свою мельницу...

- Ясно, как божий день.

- И потому надо так править государством,- рассыпал "перлы" царь,- чтобы нигде не допустить смуты! Пресечь мятежи, революции.- И чтоб эти вот конверты с сургучом не летали сюда каркающим вороньем! Чтоб не досаждали нам разбирательством крамольных авантюр!

- Совершенно верно, государь. И нам следует...

Но, увы, поток тревожных донесений, вопреки высочайшему пожеланию, продолжал расти, громоздился кипами в статс-секретариате...

Депеши сигнализировали о беспорядках и бунтах в разных краях.

Статс-секретарь, при всех страхах от предвидимого царского гнева, предпочитал, однако, не задерживать почту. Ведь для царя такие известия не были неожиданностью,- так или иначе, он знал о напряженном положении дел.

Статс-секретарь устал и подумывал об отставке, однако государь не хотел расставаться со старым придворным. И вот генерал был обречен терпеть, и сносить ежедневные причуды и прихоти государя.

- Генерал!

- Слушаю вас, государь.

- Что это я давеча хотел тебе сказать?..

- Не могу знать...

- Ну и бестолочь! Неужто не припомнишь?

- Никак нет. Извольте...

- Кабы помнил, не стал бы у тебя спрашивать.

И, бывало, царь, впадающий в упрямство после благодушия и успокоения, вдруг одумывался и понимал, что ударяется в мелочное привередничество... И, подавляя в себе накипевшую желчь, стремился взять себя в руки, принять подобающую суровую серьезность.

Его обращение со статс-секретарем подчас напоминало забавы кошки с пойманной и обреченной мышью. Да и не только со статс-секретарем. Попадало и министрам, и советникам. А бывало, государь преображался, терпеливо выслушивал каждого, проявляя обходительность. И придворные, благополучно покидая кабинет, не могли скрыть облегчения, радуясь от того, что государь пребывает в столь прекрасном умиротворенном состоянии и столь доверительно обращается с ними. Как славно, гордились они, что царь-батюшка прислушивается к нам, щадит наше человеческое достоинство. Но через час-другой государь мог распалиться снова... и тогда- минуй нас, чаша сия...

...И вот дряхлеющий статс-секретарь, нацепив очки и просматривая донесения, доставленные фельдъегерской почтой, дожидается приезда государя в Зимний.

Разложил по отдельности сообщения из центральных губерний, из отдаленных окраин. Пересчитал: двадцать пакетов! И тяжко вздохнул: быть грозе! Походил статс-секретарь по комнате, покружил, потом снова перебрал, переложил, перетасовал пакеты, как на грех сверху оказалось донесение тифлисского главноуправляющего...

Глава пятьдесят шестая

Карета въехала под сводчатую арку дворца, сопровождаемая казачьим эскортом.

Государь поднялся по мраморной лестнице, и, против обыкновения, не последовал к себе в кабинет, а направился к двери статс-секретаря.

Тот вздрогнул, услышав тяжелые шаги и скрип. На лице - ни кровинки, губы дрожат.

Из горького опыта он знал, во что обернутся эти "сургучи"... Государь не посчитается ни с его сединами, ни с медалями, позументами и лентами! Теперь держись! Иначе костей не соберешь! Господи, пронеси!.. Как-нибудь перетерпеть, пережить бы этот день. Тут гибкость и изворотливость требовались необыкновенные. Каждый час, каждый миг мог оказаться роковым. Оплошаешь - все пойдет прахом, как говорится, и пес пропадет, и поводок.- И чин, и сын... Все выслуги-заслуги... А то и разжалуют, и дворянства лишат, и усадьбу отнимут. Старик пребывал в вечном страхе.