Орлица Кавказа (Книга 1)

Обездоленные, лишенные земли, плодов труда своего, задыхавшиеся под ярмом гнета оставались бесправными и неправыми. Государь был окружен божественным нимбом. И как бы ни играл судьбами миллионов, как бы ни попирал их-все это ничего не значило, ровным счетом ничего. Рожденный рабом "божьей волей" должен был оставаться рабом навеки. Так было у них "на роду написано". А царь, разумеется, осуществляет "божью волю" на земле. Иначе бы зачем возносить ектений во славу его величества и августейшего семейства, творить молитвы в церквах и мечетях!.. И, таким образом, самодержец располагал не .только видимой, но и реальной силой. И моления, и обеты были духовной присягой его императорскому величеству. Никто не волен оспаривать дела господа бога, - так и никто не вправе вмешиваться в дела императора. Взгляд государя упал на послание кавказского наместника, лежавшее сверху стопки донесений. Накануне он получил тайное донесение от зангезурского агента, оповещавшего государя о неблагонадежности уездного начальника Белобородова и его подозрительной нерешительности в отношении зангезурских событий.

Теперь было любопытно соотнести это сообщение с донесением кавказского наместника: умалчивает ли тот о событиях в каземате знает ли о них? Придает ли должное значение гачагскому движению или нет?

Государь взял верхний пакет дрожащими руками, остальные сгреб в кучу и отстранил.

Распечатав пакет, прочитал-собственноручно написанное главноуправляющим, потом вновь перечитал.

Извлеченный из пакета портрет поверг государя в изумление:

"Орлица Кавказа"! И снизу и на обороте - стихи... Так вот оно что! Вот они, крамольные песни... И на непонятном языке кавказцев, и в переводе на русский язык... Стало быть, зангезурские события не замкнулись в пределах уезда, эхом отозвались окрест!

Вооружившись гусиным пером, он вновь прошелся по письму, делая пометы на полях и подчеркивая отдельные места, затем принялся за приложенное к сему белобородовское послание, не отставляя пера.

"Орлица Кавказа!"

Государь, лицезрея образ воинственной "татарки", целящейся из ружья на скаку, в бурке, вздыбившейся полами-крыльями за спиной, оставил письмо, сплел пальцы, стиснул их до хруста, вскочил, прошелся, подошел к дверям и надсадным, вдруг охрипшим голосом кликнул флигель-адъютанта и велел вызвать статс-секретаря.

Вскоре тот предстал перед ним.

Никогда он не видел государя столь разгневанным!

Император закашлялся, перевел дух.

- Ты видел это? - он показал на кавказское донесение.

- Да, государь. Я положил его сверху, сообразно первостепенной важности.

- Зачем? Спешил меня обрадовать? Или ты питаешь особое расположение к этому дикому Кавказу?

- Государь, смею заметить, что то или иное мое отношение к кавказской стихии не умаляет моей неприязни к тамошнему населению.

- И чем вызвана сия неприязнь?

- Тем, что... они не чтут подобающим образом ваше божественное правление...

- Кто - они? Которые - они?

- Виноват, ваше величество, не уразумел вопроса.

- Да, тугодум ты, однако...

- Я слушаю, государь.

- Кого ты честишь - кавказских магометан ли, христиан ли?

- Всех в совокупности.

- Ну, в отношении первых - понятно. А христиан? - Государь извлек из кармана галифе отутюженный носовой платок, отер испарину на лице. Христиан-то зачем?

- Тамошние христиане неблагодарны, государь.

- То есть?

- Империя избавила их от посягательств и нашествий персиян, турок, приняла их под свою сень от славянской широкой души, а они...

- Ну-ну... Похоже, что ты умеешь шевелить мозгами... Я-то уж подумал, что ты положительно ничего не смыслишь, плешивый черт. Вот, читай! - Государь протянул ему письмо наместника.

- Покорнейше благодарю.

- Читай!

Хриплый государев окрик заставил старика торопливо нацепить очки и взяться за чтение. Царь иронически наблюдал за ним. Затем ткнул его в бок:

- И это! - он предложил письмо уездного начальника и добавил: - Теперь полюбуйся на сей портрет!

- Я самым внимательным образом...

- На портрет погляди!

- Я, право, ошарашен... возмущен... неблагодарностью этих кавказских иноверцев, пятнающих нашу веру...

- На это гляди, говорят тебе! - Государь ткнул ему в нос портрет. - Прочти подпись.

- "Орлица Кавказа". И эти вирши...

Статс-секретарь пробежал глазами строки, воспевающие Гачаг Хаджар, и по мере чтения глаза его таращились все больше и больше.

- Понятно...

- Что же надо предпринять, по-твоему?

- "Орлице" крылья обломать!

- А как быть с песнями этими?

- Рты заткнуть поющим, государь.

- Самое опасное - в них, в песнях.

Царь тяжелыми шагами прошелся по кабинету, взял письмо и портрет и швырнул на стол. Затем сгреб всю остальную почту и, нераспечатанную, всучил съежившемуся статс-секретарю.

Глава пятьдесят восьмая