Ороборо: Арлекин (СИ)

— Как «иначе»? — Чанёль сердито толкнул Чонина плечом. — Вот так? Ты считаешь, что это вообще нормально вот так вот в лоб и без подготовки на глазах у моей матери… Господи! Да ты ненормальный просто! Придурок!

Чанёль забрался в салон, потому что был зол и замёрз. Подождал пять минут, чтобы придурок последовал его примеру. Вместо этого придурок развернулся и зашагал по тротуару в другую сторону. Ну и чёрт с ним! Чанёль повернул ключ, погрел двигатель и выехал на дорогу.

Чонин медленно брёл по улицам и крутил в руке телефон, взвешивая все «за» и «против». Он уже сомневался, что Чанёль стал бы его слушать сейчас, завтра или через неделю. Быть может, Чанёль вообще никогда не намеревался впускать его в собственную жизнь. И всё это было не больше чем…

Неважно.

Чонин набрал номер, указанный на визитке, и приложил телефон к уху.

— Доброй ночи, хён. Да, это я. То предложение… ещё в силе?

Комментарий к 10. Грязь, чёрствость и ложь убивают его

обложка: https://pp.vk.me/c623129/v623129763/2feed/5JP6MpTU3NA.jpg

========== 11. И такое бывает ==========

Чанёль торчал у окна, смотрел на едва-едва посветлевшее на востоке небо и пил апельсиновый сок прямо из коробки. Сок купил вечером. Потому что Чонин запрещал ему пить апельсиновый сок по утрам и на пустой желудок. Дескать, очень вредно для здоровья. Особенно если запивать кофе.

Кстати…

Чанёль сделал себе термоядерный по крепости кофе и принялся запивать его апельсиновым соком.

Ночью он почти не спал — отвык от холодной постели. От огромной холодной постели, где сейчас приходилось тихо лежать в гордом одиночестве.

Чонин так и не вернулся ни в полночь, ни позднее, ни вот сейчас — на рассвете. Скорее всего, либо остался спать на матах в своей проклятой школе, либо пошёл в ночную баню — там тоже можно было переночевать.

Отсутствие Чонина в отделении до полудня не вызвало у Чанёля тревоги, но когда и после полудня Чонин не появился, он забеспокоился и сунулся в кабинет капитана Бана.

— Он, кажется, уехал, — невозмутимо сообщил ему капитан. — А ты разве не в курсе? Живёшь же с ним.

— Нет, не в курсе. Может, он забыл сказать?

— Ага, конечно, — со скепсисом отозвался капитан. — Он получил разрешение на прохождение то ли стажировки, то ли на курсы какие-то. Если сдаст экзамен, получит место получше этого. Скорее всего, в береговой. Будет тренировать снайперов или ещё что-то такое, в этом духе… — Капитан Бан выразительно пошевелил пальцами в воздухе. — Думаю, он не просто так получил такую возможность. Либо протекция сверху, либо за заслуги в морской операции. Кто знает.

Чанёль тут же предположил, что без генерала Чон Юнхо тут не обошлось — не зря же тот накануне как раз заявился и уволок Чонина. Ну точно же! Вот гад!

— Это надолго?

— Две с половиной недели, — пожал плечами капитан Бан.

Чанёль вышел из кабинета, закрыл дверь за собой и сдавленно простонал в голос:

— Две, чёрт бы их подрал, с половиной недели! Да я же сдохну к чёртовой матери, с-с-су…

— Тебе нехорошо? — удивлённо вопросил пробегавший мимо коллега.

— Мне прекрасно, — огрызнулся Чанёль и убрался за свой стол.

После работы он приехал к ресторану матери, но зайти не осмелился. Просто стоял у стеклянных стен, смотрел, как внутри привычно снуёт персонал, за столиками сидят клиенты, а мама у стойки проверяет карту вин.

Не то чтобы он сожалел о поступке Чонина и том поцелуе напоказ, просто сомневался, что… Да каждая собака в отделении знала о его влюбчивости. Он влюблялся хотя бы раз в год — как минимум. Все ржали над этой его чертой. И ржали при Чонине, так что Чонин тоже был в курсе.

Тогда почему?

Сам Чанёль не испытывал никакой уверенности в том, что всегда будет рядом с Чонином. Пока что он хотел быть рядом всегда, но это «пока что». Через час, два, через день или неделю он мог влюбиться в кого-то другого, и что тогда?

Дома он долго ворочался на кровати, потом принёс подушку из комнаты Чонина, пропитанную запахами хвои и мандарина. Этот аромат успокаивал Чанёля и помогал ему уснуть, чтобы увидеть во сне Чонина.

День за днём Чанёль приходил на работу, вечером торчал у окон ресторана мамы, переминаясь с ноги на ногу, уходил домой только тогда, когда из-за озноба зубы начинали стучать, как кастаньеты, нюхал подушку, как токсикоман, засыпал и обнимал Чонина во сне.

Когда со дня отъезда Чонина минуло две с половиной недели, Чанёль вернулся с работы и обнаружил, что дверь в комнату Чонина распахнута. Он кинулся туда и замер — ноутбук, тетради, ручки и карандаши, плед из верблюжьей шерсти — всё пропало. Из шкафа вещи Чонина тоже исчезли. На столе остался лист, аккуратно сложенный в лучших традициях прошлого века: два сгиба — и три ровных и одинаковых части.

Чанёль медленно отогнул первую треть листа, затем последнюю, опустился на стул и прикипел взглядом к ровным строкам.

«Ёлли, я зашёл за вещами, не пугайся — это не ограбление. Я получил должность инструктора, как и хотел. Буду работать в другом отделении теперь. Надеюсь, ты помирился с родными и изобрёл убедительную ложь, для тебя — раз плюнуть, с твоими-то опытом и находчивостью.