Оруэлл: Новая жизнь

Из его переписки ясно, что Оруэллу нравилось его новое место жительства, хотя он и отмечал один или два его недостатка ("довольно милый маленький коттедж, но совершенно без удобств", - предупредил он Коннолли, когда получил приглашение погостить), и что его удаленность и старомодный порядок жизни будоражили что-то глубоко внутри него. Так же, как и интерес к миру природы, который проявляли его соотечественники из Уоллингтона. Как он позже сказал: "В той деревне в Хартфордшире некоторые работники фермы искренне интересуются птицами и дикими цветами и могут говорить о них часами". С Эйлин или без нее, в Уоллингтоне он чувствовал себя непринужденно, чего нельзя было сказать о его предыдущих местах жительства. Но что, по его мнению, он там делал? Друзья диагностировали намеренную попытку изменить структуру его жизни, поддерживаемую видением себя как писателя-меломана, откладывающего перо для плотницких работ, когда этого требовал случай - своего рода хертфордширского Толстого, для которого кипящий мегаполис, находящийся в часе езды на поезде, мог бы и не существовать: "Он никогда не считал себя лондонцем", - настаивал его друг Пол Поттс. Почти перед тем, как спуститься на землю, он задумал снова открыть магазин. Это не принесет большой прибыли, - размышлял он, - но я не думаю, что смогу потерять деньги". Что касается практических действий, он полагал, что "это не сложнее, чем книжный магазин". Мистер Дирмер не возражал, и к середине апреля он связался с оптовиками из Балдока и попросил совета у Джека Коммона, имевшего опыт розничной торговли.

Одновременно он работал над давно задуманным садом, что, по его словам, было "авгиевой" задачей, поскольку верхний слой почвы, казалось, был полон выброшенных ботинок. Быстро появились коза и несколько кур, а также фруктовые деревья и розы, выращенные из шестипенсовых пакетиков семян Woolworth's. Уже сейчас можно увидеть, как некоторые декорации "Фермы животных" бесшумно перемещаются на свои места. Козу, названную в честь тети, звали Мюриэл. Ферма Мэнор находилась в двух шагах. Но, почти не работая более двух месяцев, он жаждал возобновить свою профессиональную деятельность. Письмо в "Коммон" от середины апреля, хотя и наполнено практическими вопросами содержания деревенского магазина - ничего скоропортящегося, кроме детских сладостей; никакого табака, поскольку это означало бы конкуренцию с местными пабами - также излагает некоторые взгляды на социальный класс, которые получат более широкое освещение в "Дороге на Уиган Пирс". Проблема в том, что социалистическая буржуазия, от большинства из которых у меня мурашки по коже, не будет реалистом и не признает, что существует множество привычек рабочего класса, которые им не нравятся и которые они не хотят перенимать". То же самое можно сказать и о самом Оруэлле. Похожие размышления вызвало прочтение книги Алека Брауна под зловещим названием "Судьба средних классов", которую он рецензировал для "Нового английского еженедельника": "Люди с одинаковым экономическим статусом могут сильно отличаться друг от друга, если на них по-разному влияет понятие дворянства". Аристократия может существовать только там, где есть бедные аристократы, решил он, поскольку социальный престиж в Англии зависел от касты в той же степени, что и богатство.

В 1930-е годы издательская деятельность шла более быстрыми темпами - бывшие работники торговли вспоминали, что автор, сдавший свою рукопись в августе, ожидал увидеть ее в магазинах к октябрю. Хотя Оруэлл все еще присылал исправления уже на второй неделе марта, "Keep the Aspidistra Flying" была опубликована 20 апреля тиражом в три тысячи экземпляров. Хотя автор романа сказал Муру, что видел хорошие отзывы в "Гардиан", "Морнинг пост", "Дейли геральд" и "Тайм энд Тайд", его официальная позиция заключалась в том, что роман получил плохую прессу: "самые ужасные отзывы от рецензентов", - сказал он Бренде, добавив, что "даже Сирил Коннолли покинул меня". Ни одно из этих утверждений не было полностью правдивым. Критики иногда раздражались по поводу того, что "Аспидистра" не имеет конца, и ее почти неослабевающей мрачности, но некоторые из них с тревогой осознавали, что это была неотъемлемая часть ее атаки. Как пишет Times Literary Supplement, "Если эта книга постоянно раздражает, то именно это и делает ее достойной прочтения". Коннолли, рецензируя ее для New Statesman, тоже, кажется, реагировал на отсутствие "красоты" (что всегда было важной частью мистики Коннолли), но похвалил "ясный и жестокий язык", который временами заставлял читателя чувствовать, что "он сидит в кресле дантиста под жужжание бормашины".