Оружейный остров

Усевшись на скамью в тихом уголке, я силился вообразить, как выглядела эта площадь три с половиной века назад, какой она представала путникам из Бенгалии. Мысленным взором я старался увидеть Оружейного Купца, который вышагивает по булыжной мостовой, пробираясь сквозь толпу людей в красно-желтых головных уборах, – цвета эти, венецианским законом предписанные обитателям гетто, помечали их как нехристиан. Разомлев на солнышке, я задремал, и передо мной вдруг возник Оружейный Купец в желтом тюрбане – высокий, широкоплечий, он неспешно шел по своим делам. Взгляд, которым он окинул меня, был не замутнен тревогой. Я понял, почему он так спокоен и уверен, что Манасе Дэви и подвластным ей тварям до него не добраться. Казалось, ничто неземное не может проникнуть сюда, ибо все вокруг, за исключением декоративных деревьев и кустов, творение рук человеческих. Оружейный Купец полагал, что наконец-то вырвался из хватки своей истязательницы, однако Манаса Дэви достала его и здесь.

Но как? Какая дикая тварь смогла бы сюда пробраться?

Пока я раздумывал над этим, произошло нечто странное: будто спала пелена, и всю ситуацию я увидел не глазами Купца, но его преследовательницы-богини. И теперь погоня уже не казалась историей почти непостижимой мстительности, она стала чем-то более сложным и даже нежным – надеждой, порожденной страхом и отчаянием.

Я вспомнил, что слово “богиня” всегда казалось мне негожей характеристикой Манасы Дэви, персонажа многочисленных бенгальских легенд о Купце. “Богиня” создает образ всемогущей владычицы, чьи подданные беспрекословно выполняют ее приказы. Однако Манаса Дэви в легендах предстает отнюдь не владычицей, а змеи – вовсе не подданными, но, скорее, ее ровней, которую ей приходится упрашивать, улещивать и уговаривать на исполнение своей воли. По сути, она посредник, переводчик, а еще точнее здесь будет итальянское слово portavoce – связной между двумя биологическими видами, не имеющими общего языка и совместных способов коммуникации. Без ее содействия отношения животных и людей свелись бы к ненависти и агрессии.

Но посредничество требует доверия обеих сторон. Как переводчику исполнять свое дело, если одна сторона его игнорирует? И с какой стати другой стороне подчиняться посреднику, если те, от чьего имени он выступает, его в грош не ставят? Вот почему Манаса Дэви так неистово гонялась за Купцом: если он и ему подобные, руководствующиеся только наживой, не признают ее владычества, то рухнут все невидимые преграды и у людей будут развязаны руки в их отношении к иным живым существам. Потому-то и надо было любой ценой отыскать Купца, где бы он ни скрывался…

Мою грезу прервал мячик, закатившийся под скамью и ткнувшийся мне в ноги. Я бросил его девчушке, от которой он сбежал, и как будто разрушил чары. Господи, чем я занят? Сижу тут, сочиняю небылицы, взяв за основу сказочные обрывки и случайные совпадения. Это уж полная дурь: в самом обворожительном городе на свете я трачу время на детские фантазии, вместо того чтобы потягивать “спритц”[51], почитывая “Письма Асперна” Джеймса.

У меня будто гора свалилась с плеч. Я встал и потянулся, словно пробуждаясь от долгого сна. Желая запечатлеть этот момент, я сделал несколько снимков на телефон. Когда он предложил отправить их на сайт обмена фотографиями, добавив место съемки и дату, я без колебаний дал согласие.

Ветерок, принесший восхитительный аромат чеснока и оливкового масла, разбередил мой аппетит. Близилось время обеда, и я решил где-нибудь поесть.

Венецианское гетто состоит из двух частей: Нового (Getto Nuovo) и Старого (Getto Vecchio). Как и все в этом городе, отношения между ними предсказуемо запутанные: Новое гетто старше.

В Старое гетто вел узкий проулок, с обеих сторон окаймленный высокими домами. В одном из них шел ремонт – фасад укрывала решетка лесов, слышалось гулкое эхо молотков.

Леса занимали чуть не всю ширину переулка, оставив лишь тесный проход на одного человека. Я почти миновал эту зону, когда сверху донесся крик:

– Шабдхаан! Берегись!

Сработал инстинкт, я замер, и в следующую секунду передо мной грохнулся здоровенный шмат штукатурки. Не остановись я, он угодил бы точнехонько мне в голову. Меня затрясло от осознания: сделай я еще шаг – и был бы покойник.

Объятый ужасом, я онемело смотрел на цементное крошево под ногами, и до меня не сразу дошло, что остережение, спасшее мне жизнь, прозвучало на бенгали.

Но как такое возможно в венецианском гетто?

Я посмотрел вверх и на подмостях третьего этажа увидел смуглолицего рабочего в каске.

– Ты скинул эту фигню? – крикнул я на бангла.

Парень кивнул, в глазах его плескалась паника, он был ошарашен напрочь.

– А если б я не понял, чего ты там крикнул?

– Мааф корбен, простите, господин, – заикаясь, проговорил парень.

– Ты же меня чуть не убил!

– Я не нарочно… работаю недавно…

С лесов спустились другие рабочие. Окружив меня, они разом заговорили на бенгальском с бангладешским акцентом, прося прощенья, задабривая меня и понося виновника происшествия.